| |||
|
А КОГДА В НЕБЕСАХ… ...А когда в небесах загорелась звезда, ветер стих, и в пруду замолчала вода, стало всё неподвижным и рыжим, и возникли слова, что копились в уме, стало ясно, что близится дело к зиме, к белоснежным сугробам и лыжам. И такая тоска вдруг в душе разлилась, что затеял я тут стихотворную вязь, дабы выплакать боль и тревогу. Вот сижу и вяжу эту скорбную нить, вероятно, затем, чтоб себя сохранить без потерь на пути к эпилогу. И дружил, и любил я, и жил, не ропща, время злобно метало в меня, как праща, неуёмные страсти-мордасти — предавали друзья, измывались враги, и по жизни нелепой прошли сапоги ненавистной и проклятой власти. Были горькие дни, были сладкие дни, ожиданья, сомненья — поди шугани, за детей и родителей страхи, вот на старости лет захотелось тепла, да и старость уже, как вода, утекла, не помогут ни охи, ни ахи. Не хватает любви, полуночных бесед, в одиночестве меркнет загадочный свет, будто солнце садится в болото, одеяло не греет, подушка жестка, оттого-то в душе и гнездится тоска, и печальны глаза оттого-то. Но заходит звезда, просыпается пруд, может быть, небеса мне надежду вернут, сокрушённый, я сраму не иму, и каким бы себя я не провозгласил, знаю только одно — дай мне, Господи, сил на грядущую снежную зиму. По случаю дня рождения Поэта. ПУШКИН Александр Сергеевич – он непростой человек, у него под окном специально приставленный пристав. В Петербурге зима. Мостовые укутаны в снег. Девятнадцатый век. Угоняют в Сибирь декабристов. А поэт – как поэт, у него легкомысленный нрав. Написать ли стихи или грогу принять с непогоды?.. И пекутся о нём, как родной, их сиятельство граф, генерал Бенкендорф – вроде нашего с вами Ягоды. Ненаглядная Русь! Нипочём ей ни дни, ни века – стукачи, прохаря, разговоры насчёт провианта. Нам, холопам её, всё одно – что цари, что ЦК, упаси нас, Господь, на Руси от ума и таланта!.. Лучше пулю в живот, чем томиться и жить под ярмом! Долго будешь народу любезен – и взрослым, и детям, и погибнешь, любезный, как многие – в тридцать седьмом, сам не зная о том, что судьба ошибётся столетьем… А живи он сейчас, в наше время борьбы и труда, своенравный поэт, дуэлянт, небожитель, гуляка – наш большой идеолог, стоящий у власти Балда прописал бы ему благотворные воды ГУЛАГа! А быть может – не так, а быть может – российский кумир, член Союза СП, но не ставший ни завом, ни замом, наплевал бы на всё и пошёл бы, как люди, в ОВИР, чтобы там доказать, что прадедушку звали Абрамом… Поселился бы он на двенадцатой брайтонской стрит, выходил на бульвар и гулял бы со взором печальным, и сидел бы с друзьями на кухне, курчав и небрит, и Довлатов Сергей называл бы его гениальным… Александр Сергеевич, рок эмигрантский таков: к программисту уйдёт от тебя Натали Гончарова, и не станет печатать твоих вдохновенных стихов вечный жид из газеты ”Тоскливое русское слово”, сдашь на лайсенс и будешь ночами работать в такси… Всё ещё образуется, друг мой, любимый, чего там! Я устрою тебе выступленье у нас в JCC, может, сотню дадут и оплатят проезд самолётом… Умирая, живём, и живём, умирая – в стихах, а вокруг суета, этот мир и жесток, и неистов. В Петербурге зима. Белый пух превращается в прах. Кандалы на ногах – угоняют в Сибирь декабристов. Но покуда в бокалах – волшебные струи Аи, но покуда зима и метелит, и кружит впридачу, но покуда звучат незабвенные строки твои – я и сам ещё жив, и надеюсь, и мыслю, и плачу… 1985 г. ХРУСТАЛЬНАЯ МУЗЫКА РЮМОК... Хрустальная музыка рюмок на нашем недолгом пиру... Зачем я считал, недоумок, что я никогда не умру? Зачем я надежду лелеял, дитя, одолевшее вуз, что буду по райским аллеям гулять в окружении муз, что где-то меж Девой и Овном пройдусь я по звёздной гряде, и, к счастью, меня невиновным признают на Страшном суде?.. О, жалкие интеллигенты из дьявольской клики крутой, они сочинили легенды о жизни за смертной чертой!.. И вот я стою у порога, у самых последних ворот, и вижу, что нету ни бога, ни света с названием "тот", что нет ни хвалы, ни награды за праведно прожитый век... Покину, как твари и гады, земной надоевший ковчег и, душу навеки теряя, скажу сам себе второпях – не будет ни ада, ни рая, а будут лишь пепел и прах... ...Но видится: я ещё молод, витаю, презрев суету, мой глобус ещё не расколот на эту страну и на ту, и нет ещё мыслей угрюмых, и славы приятен искус... Хрустальная музыка рюмок. Улыбки застенчивых муз. Смогу ли их тайны разгрызть я?.. Струится божественный альт, и медленно падают листья на мокрый холодный асфальт... В ДОЛГУ... To Acagen В долгу перед ночью длинной, румян небосвод и пуст, осеннею паутиной подёрнут жасминный куст, забор перевит лозою, томится, печаль глуша, невидимою слезою оплаканная душа. Постой, погоди минутку, душа моя, помолчи, ты слышишь - трубят побудку весёлые трубачи, и в мареве заоконном с улыбкою набекрень, со скрипом, журчаньем, звоном рождается новый день, и Знающий, Всемогущий, приверженный похвальбе, гадает на чайной гуще, кого бы призвать к себе... ОСЕННИЙ ПОЛДЕНЬ, ПРИЗРАК ЧУДА… Осенний полдень, призрак чуда, придёт, леса озолотив, и вдруг, неведомо откуда, знакомый вырвется мотив из лет, ушедших и забытых, крест-накрест памятью забитых, когда над нами свет не гас, наивны были мы и юны, и руки тёплые фортуны в любви удерживали нас. Он зазвучит, и перед взором, уже разрушенный дотла, предстанет грустный мир, в котором когда-то молодость прошла, душа наполнится тоскою, слезой непрошенной мужскою оплачет прошлые года, и вновь припомнит, одинока, друзей, покинувших до срока маршрут, ведущий в никуда... Не плачь, душа. О чём ты молишь, на слёзы горькие щедра? То не конец ещё, всего лишь недолгой осени пора, пора прощанья и прощенья, разлук, и мук, и возвращенья, но время слёзы укротит, заблещет новая зарница, и всё на свете возвратится! И жаворонок прилетит. КОНЕЦ ЯНВАРЯ В ГОРОДЕ N Мой город - как заброшенный ковчег, где каждая недремлющая пара, спасаясь от вселенского кошмара, сидит и ждёт, когда повалит снег. Повалит снег, и занесёт дома, на сосны ляжет, словно хлопья ваты, и в ход пойдут забытые лопаты, и зимняя начнётся кутерьма, и это всё продлится сорок дней, и воздух будет полон кислорода, потом наступит хлипкая погода, но небо станет выше и ясней, померкнет снег, что прежде был искрист, исчезнет с глаз поношенная шубка, вернётся белоснежная голубка и в клюве принесёт зелёный лист – тогда придёт весёлый месяц март, растопит почерневшие сугробы и расцветёт подснежниками, чтобы в который раз сказать весне "На старт!", а там уже пойдёт житьё-бытьё в сплошном тепле, у солнца на пригреве... Но я женат на Снежной королеве, весной всегда мне страшно за неё. 20 January, 00:58 · С НОВЫМ ГОДОМ! …Вдруг возникнет из метели чей-то лик в окошке мутном, и прищурится лукаво то ли ангел, то ли бес, и тогда случится чудо: новогодним ранним утром две летающих тарелки к нам опустятся с небес. Две летающих тарелки просигналят хриплым басом, тихо сядут, излучая свет волшебный неземной, и в одной тарелке будет каша гречневая с мясом, а в другой тарелке будет суп наваристый грибной. Я пошлю жену за хлебом. На часах зависнут стрелки. Боже правый, чудесами так и полнится земля!.. Но обидно мне, что чашки не летают, как тарелки – после супа, после каши не мешало б киселя… ХРАНИ ВАС БОГ... Храни вас Бог от одиночества в глухую пору зимних стуж, когда уже исчерпан дочиста короткий список близких душ, когда и сам не знаешь, впрок ли ты мотаешь свой постылый срок, и телефон молчит, как проклятый, и гость не ступит на порог, и тихо в доме, а за окнами круженье вьюги колдовской, пока зима губами мокрыми соприкасается с тоской, шальные мысли, муки творчества, со злыми буднями возня... Храни вас Бог от одиночества! Кто попросил бы за меня... У НАШИХ СТАРЫХ ЖЁН... У наших старых жён – такие же мужья, такие же мужья – в сединах и морщинах, но жёны, выбрав нас, явили толк в мужчинах, поэтому на них и держится семья. Поэтому они, как некий командир, приказы отдают налево и направо, а мы без лишних слов и громких криков "браво" стираем, чистим снег и нарезаем сыр. От наших старых жён – прохлада и уют, в их милых голосах – то кипяток, то льдинки. А старые мужья, как старые ботинки, хотя и не блестят – не давят и не жмут... ВОТ И ВРЕМЯ ПРОХОДИТ... Вот и время проходит, жалей, не жалей, скоро будут снега и метели. Мне послышался горестный крик журавлей, не за мной ли они прилетели? Я гляжу в небеса, где заря расцвела, узнаю журавлиную стаю, выхожу за порог, простираю крыла, закрываю глаза и взлетаю. Успеваю догнать исчезающий клин и лечу со сноровкой былою над громадой лесов, над прохладой долин, над распахнутой настежь землёю – нет, не к будням своим, не к житейской возне, что готовит судьба-озорница, а в края, о которых мечтал я во сне, в те, где молодость вечно хранится. LAMENTAZIONE Давайте поплачем - не так, чтобы слёзы ручьём, не так, чтоб рыдать, на груди разрывая футболку, а скромно, без шума, вдали от людей, втихомолку, давайте поплачем, и есть, слава Богу, о чём, хотя бы о детстве, давно это было, но всё ж, о юности нашей, весёлой и полуголодной, задушенной временем, будто змеёй подколодной, давайте поплачем, а сердце стучится - не трожь, зачем, говорит, отворяешь души погреба, ах, нет ничего этой горькой привычки зловредней, давайте поплачем о первой любви, о последней, которая вовсе уже не любовь, а судьба, о старых друзьях, а других уже не обрести, спасибо, что были, печально, что нет им возврата, немножко о маме - была и такая утрата, до встречи, скажу я, дай Бог, чтоб не скорой, прости, о прошлой весне, что над нами была разлита, о нынешнем лете, пленительном, но уходящем, о том, что его мы уже никогда не обрящем, ушло, улетело, как быстрые наши лета, в далёкую вечность, а вечность - коварный магнит, и мы ничего от неё в этой жизни не спрячем, пускай не сегодня, но завтра, давайте поплачем, и скорбную душу нежданный покой осенит. БАЛЛАДА О ВСЕМИРНОМ ПОТОПЕ Спасибо тебе, Господи, за то, что каждой твари даёшь своё спасение, и пищу, и ночлег. Мы – праведники Божии, мы собраны по паре, пока потоп не кончится, упрятаны в ковчег. А во вселенной – запах тленья, и мгла, и ливень проливной, и низвергаются каменья на многогрешный шар земной!.. Земля ещё исправится – не так она горбата, от скверны и неверия очистится народ, не будет зла повального, не встанет брат на брата, и чистый у нечистого куска не отберёт. И верим слепо и упрямо мы все – и зверь, и человек, что на земле не станет Хама – его не взяли мы в ковчег. …Окончены скитания, укладываем тряпки и к выходу торопимся, на родину, а там – горит иллюминация, и в пыжиковой шапке стоит и улыбается отпетый нами Хам!.. И я кричу сквозь ветер века, тая в душе своей озноб: «Не выходите из ковчега, ещё не кончился потоп!..» (1964 г.) ПЕСЕНКА О СТАРОСТИ За лесом, за бором, за синим забором живёт моя Старость одна, ни с кем не судачит, смеётся и плачет, и ждёт меня в гости она. Всё там уж готово для гостя такого, прибытия ждут моего болезни, мытарства, долги и лекарства, и к ним ещё много чего. Когда-нибудь в среду я в гости приеду, и Старость обнимет меня, седины пригладит и рядом усадит, как будто мы с нею родня. Я шашни затею с подругой своею, и будем мы век коротать, и, Старости внемля, коварное время поставит на сердце печать. Пойму, что мне Старость в награду досталась, как радуга после дождя, и, Голос почуя, “Прощай!” - прошепчу я, за синий забор уходя... ДАВАЙ МЫ УЕДЕМ КУДА-ТО... давай мы уедем куда-то где старости нет погрузим в Тойоту свой нищенский скарб и уедем за первой звездой не сказав до свиданья соседям и где-то в пути нас обоих догонит рассвет и вдруг мы увидим плодами увешанный сад и море цветов их весенняя ночь оросила и в этих цветах ты сама молода и красива а рядом с тобой это я чернобров и усат как не было лет и на счастье направлен компас прости нас господь что совсем посходили с ума мы но глохнет мотор и за окнами две наши мамы стоят у дороги и смотрят с печалью на нас прощай же прощай и да будет разлука легка расстанемся мы улетим растворимся с туманом в краю незнакомом но всё-таки обетованном где старости нет насовсем навсегда на века ПАДАЕТ СНЕГ... Падает снег, засыпает жизни моей колею, в белой купели купает горькую память мою. Что там – луна ли, свеча ли, луч одинокий во тьме, снег, уносящий печали, холод, ведущий к зиме?.. Кажется – город завьюжен, птичий не слышится гам, и никому я не нужен, равно друзьям и врагам, даже той странной персоне, дремлющей невдалеке в длинном до пят балахоне, с острой косою в руке... Падает снег... УПЛЫВАЮТ МОИ КОРАБЛИ... Уплывают мои корабли, я зову их - они безответны, вероятно, попутные ветры их из жизни моей унесли, неизвестно, какого числа, исчезают, маршрут их неведом, "Счастье" скрылось за "Дружбою" следом, вот уже и "Любовь" отплыла, покидают меня, беглецы, только память о них неизбежна. И последний корабль "Надежда" отдаёт потихоньку концы... 2010 г. АЛЛИЛУЙЯ Аллилуйя, Господь, подаривший мне многие лета, за скупую щепоть Твоего лучезарного света, за блаженство семьи, за друзей и за всё, что люблю я, дорогие мои, с кем я счастье делил - аллилуйя, не робею ничуть, но однажды заслушаюсь весь я - позовёт меня в путь отдалённый призыв с поднебесья, и душа, вся дрожа, зазвенит колокольною медью, и возникнет межа между жизнью моею и смертью, и на этой меже, обнимая вас всех и целуя, уходящий уже, я тихонько шепну - аллилуйя!.. ЛЮБИТЕ ПОЭТОВ... Любите поэтов, пока они живы, покуда их смерть не прибрала, шалава, пускай наши страсти по ним и не лживы, на что им, поэтам, посмертная слава?.. За то, что в унылой поре бездорожья находят к сердцам потаённые тропы, за то, что в них теплится искорка Божья, за то, что они никому не холопы, - любите поэтов, пока они живы, прощайте поэтам грехи и пороки, хотя ни корысти от них, ни наживы, один только воздух, безмолвные строки. Но там, за строками, проносятся грозы, там поле широко и речка бездонна, там птицы поют и кричат паровозы, смеётся паяц и рыдает Мадонна!.. Утонут стихи в незапамятной Лете, склонятся над ними плакучие ивы... За то, что они существуют на свете, любите поэтов! Пока они живы... ПРИШЁЛ МЕССИЯ Читатель мой, тебе скажу "мерси" я, мы, чай, давно с тобою кореша. Свершилось, наконец! Пришёл Мессия и громко произнёс: "Евреи, ша! Прошу вас всех немедленно собраться!" Все собрались - не сразу и с трудом, но что такое? Нет Абрама Каца! "Ну, что ж, - сказал Мессия, - подождём". Ждут день, и два, и вот он, радость наша! Мессия недоволен: "Стыд и срам! Ну, сколько можно ждать тебя, Абраша?" "Ой, кто бы говорил!.." - сказал Абрам. СЛОВА Дела – делами, но вначале всегда слова, слова, слова… Слова любви, слова печали, слова – сухие, как дрова, слова пустые, как полова, слова – и колокол, и прах. Кто в мире знает цену слова? Пожалуй, только телеграф. И боль, и ненависть, и мука, и плач, и даже имена – идут по три копейки штука, увы, такая им цена. Слова простые, как репейник, неумолимые, как танк – ”Я умираю” – шесть копеек и плюс художественный бланк... КАК-БУДТО ВЕЧНОСТЬ... Как-будто вечность кличет на постой, уже и дверь в неё полуоткрыта, а сам я у разбитого корыта чего-то жду от рыбки золотой. Душа бежит от зноя и от вьюг, от солнца ярко-жёлтого, как охра, и рыбка та давно уже подохла, и всем желаньям горестный каюк, но надо жить, и славить день-деньской отца, и сына, и святого духа. Один, как перст. Ушла моя старуха, так и не став владычицей морской... ДА ЗДРАВСТВУЕТ... Да здравствует утро, его предрассветный покой, когда горизонт голубою очерчен полоской, и солнце восходит, прикрытое тучей неброской, Венерой Милосской, встающей из пены морской. Да здравствует день, преисполненный вечных забот о хлебе насущном, о славе, о жёнах, о детях, и мыслей, таких, что в простые слова не одеть их, что длятся, и длятся, бывает, всю ночь напролёт. Да здравствует вечер, сулящий домашний уют, неспешный обед или ужин, желательно - ранний, друзей неразлучных, блаженство любовных свиданий, там трубы грохочут и звонкие скрипки поют. Да здравствует ночь, усыпальница страхов и грёз, дарящая сны, их никак не увидеть воочью, а жизнь коротка, пусть она и закончится ночью, внезапно, но это - от Бога, с него-то и спрос. ЕФИМУ ЧЕПОВЕЦКОМУ НА 80-ЛЕТИЕ На земле – Вавилон. Ни еврея уже, ни узбека. Наплодили людей, так что яблоку негде упасть. Вот и дожили мы, старики, до скончания века, а за нами – яры, и война, и советская власть, целина, трудодни, корифеи науки и сцены, трёхпроцентный заём, вечной славы надёжный оплот. Говорит Левитан – и, как в сказке, снижаются цены, умирают вожди, космонавты уходят в полёт… Чем была эта жизнь? Что она – карнавал или тризна? Для потомков своих мы её нанесём на скрижаль. Завершается век. Не построили мы коммунизма, не получим уже по потребностям нашим, а жаль… Сколько мыслей и слов навсегда похоронены в Лете, сколько праздничных строк отпылали неярким огнём!.. Дай нам, Господи, сил! Будет новое тысячелетье, новый век, новый день, новый солнечный луч за окном, и продолжится жизнь, и душа не почувствует груза долгих прожитых лет и опять воспарит налегке, и седая, как мир, но ещё моложавая Муза поведёт карандаш по единственно верной строке… 1999 г |
| вернуться на главную страницу |
| послушать песни на стихи Наума Сагаловского |
| перейти на сайт matyuhin-songs.narod.ru |
