| |||
|
ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ (в пер. Е. М. Солоновича) О, БЛАГОРОДНЫЕ СЕРДЦА, ВНЕМЛИТЕ... О благородные сердца, внемлите Сердечным вздохам! Разве их сдержу? Я умер бы, по чести вам скажу, Когда бы не прибегнул к их защите. Что могут слезы? Сами посудите. Как я предел страданьям положу, Свою оплакивая госпожу, Как вновь найду связующие нити? И днем вздыхая, и в ночной тиши, Взываю к ней, зову ее одну, Достойную небесного удела, И временами эту жизнь кляну От имени страдающей души, Что безнадежно вдруг осиротела. СЕРДЕЧНЫХ ДУМ НЕ РАЗОРВАТЬ КОЛЬЦА... Сердечных дум не разорвать кольца, И вздохи, очи в жертву предназнача, Виной тому, что, взор упорно пряча, Не поднимаю ни к кому лица. Глаза готовы плакать без конца, Как будто только в этом их задача, И возле них Амур приметы плача Рисует — два страдальческих венца. Все эти думы, эти воздыханья Изводят сердце до того, что ими Амур сражен — столь мука тяжела: Ведь в них — мадонны сладостное имя И скорбными словами начертанье О том, как смерть ее подстерегла. ЕЁ ГЛАЗА РАСПРОСТРАНЯЮТ СВЕТ... Ее глаза распространяют свет Живого благородства, и повсюду Что ни возьми — при них подобно чуду, Которому других названий нет. Увижу их — и трепещу в ответ И зарекаюсь: «Больше я не буду Смотреть на них»,— но вскоре позабуду И свой сердечный страх, и тот обет. И вот опять пеняю виноватым Моим глазам и тороплюсь туда, Где, ослепленный, снова их закрою, Где боязливо тает без следа Желание, что служит им вожатым. Амуру ли не ведать, что со мною? ДВЕ ГОСПОЖИ В ДУШЕ МОЕЙ... Две госпожи, в душе моей представ, Любовь сомненью подвергают вместе: Одна — пример учтивости и чести И независимый имеет нрав. Другая дама, красотою взяв, Изысканна,— и говорю без лести, Что обе у меня на первом месте, И бог любви — ревнитель равных прав. И Красота полна недоуменья И Добродетель, что не изберу Одну из двух предметом поклоненья. Но для Амура обе ко двору: Как не любить красу — для наслажденья И добродетель — чтоб служить добру? ПУТЁМ, КОТОРЫМ В СЕРДЦЕ КРАСОТА... Путем, которым в сердце красота Любовью входит — сладким чувством плена, Летит Лизетта, возомнив надменно, Что сдался я — сбылась ее мечта. И вот уже пред нею башня та, Где на часах душа стоит бессменно, И строгий голос слышится мгновенно: «Красавица, а крепость занята. Ты опоздала, в ней царит другая, Она пришла без скипетра сюда, Но щедр Амур, влюбленным помогая». И бедная Лизетта, убегая, Пылает от досады и стыда, Амура и себя в сердцах ругая. ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА ВЗДЫХАЮ, СЛОВНО ШЕЛЕСТИТ ЛИСТВОЙ... (пер. Е. М. Солоновича) Вздыхаю, словно шелестит листвой Печальный ветер, слезы льются градом, Когда смотрю на вас печальным взглядом, Из-за которой в мире я чужой. Улыбки вашей видя свет благой, Я не тоскую по иным усладам, И жизнь уже не кажется мне адом, Когда любуюсь вашей красотой. Но стынет кровь, как только вы уйдете, Когда, покинут вашими лучами, Улыбки роковой не вижу я. И, грудь открыв любовными ключами, Душа освобождается от плоти, Чтоб следовать за вами, жизнь моя. О ВАШЕЙ КРАСОТЕ В СТИХАХ МОЛЧУ... (пер. Е. М. Солоновича) О вашей красоте в стихах молчу И, чувствуя глубокое смущенье, Хочу исправить это упущенье И к первой встрече памятью лечу. Но вижу - бремя мне не по плечу, Тут не поможет все мое уменье, И знает, что бессильно, вдохновенье, И я его напрасно горячу. Не раз преисполнялся я отваги, Но звуки из груди не вырывались. Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь? Не раз перо я подносил к бумаге, Но и рука, и разум мой сдавались На первом слове. И опять сдались. ЧЕМ БЛИЖЕ МОЙ ПОСЛЕДНИЙ, СМЕРТНЫЙ ЧАС... (пер. Е. М. Солоновича) Чем ближе мой последний, смертный час, Несчастий человеческих граница, Тем легче, тем быстрее время мчится,- Зачем же луч надежды не погас! Внушаю мыслям: - Времени у нас Не хватит о любви наговориться: Земная тяжесть в землю возвратится, И мы покой узнаем в первый раз. В небытие, как плоть, надежда канет, И ненависть и страх, и смех и слезы Одновременно свой окончат век, И нам при этом очевидно станет, Как часто вводят в заблужденье грезы, Как может в призрак верить человек. ВОТ И ШЕСТНАДЦАТЫЙ СВЕРШИЛСЯ ГОД... (пер. Е. М. Солоновича) Вот и шестнадцатый свершился год, Как я вздыхаю. Жить осталось мало, Но кажется - и дня не миновало С тех пор, как сердце мне печаль гнетет. Мне вред на пользу, горечь - майский мед, И я молю, чтоб жизнь возобладала Над злой судьбою; но ужель сначала Смежить Мадонне очи смерть придет! Я нынче здесь, но прочь стремлюсь отсюда, И рад, и не хочу сильней стремиться, И снова я в плену былой тоски, И слезы новые мои - не чудо, Но знак, что я бессилен измениться, Несметным переменам вопреки. КУДА НИ БРОШУ БЕЗУТЕШНЫЙ ВЗГЛЯД... (пер. Е. М. Солоновича) Куда ни брошу безутешный взгляд, Передо мной художник вездесущий, Прекрасной дамы образ создающий, Дабы любовь моя не шла на спад. Ее черты как будто говорят О скорби, сердце чистое гнетущей, И вздох, из глубины души идущий, И речь живая явственно звучат. Амур и правда подтвердят со мною, Что только может быть один ответ На то, кто всех прекрасней под луною. Что голоса нежнее в мире нет, Что чище слез, застлавших пеленою Столь дивный взор, еще не видел свет. НО ЕСЛИ ПОРАЖЁН Я НЕЖНЫМ ОКОМ... (пер. А.Ревича) Но если поражен я нежным оком, Но если ранят сладкие слова, Но если ей любовь дала права Дарить мне свет улыбки ненароком, Что ждет меня, когда, казнимый роком, Лишусь я снисхожденья божества, В чьем взоре милость теплится едва? Неужто смерть приму в огне жестоком? Чуть омрачен моей любимой лик, Весь трепещу, и сердце холодеет, Страшусь примеров давних каждый миг, И этих страхов разум не развеет. Я женскую изменчивость постиг: Любовь недолго женщиной владеет. Я ВЕРИЛ В СТРОКИ, ПОЛНЫЕ ОГНЯ... (пер.Е.Солоновича) Я верил в строки, полные огня: Они в моих стенаньях муку явят - И сердце равнодушное растравят, Со временем к сочувствию склоня; А если, ничего не изменя, Его и в лето ледяным оставят, Они других негодовать заставят На ту, что очи прячет от меня. К ней ненависти и к себе участья Уж не ищу: напрасны о тепле Мечты, и с этим примириться надо. Петь красоту ее - нет выше счастья, И я хочу, чтоб знали на земле, Когда покину плоть: мне смерть - отрада. ОБЖОРСТВО, ЛЕНОСТЬ МЫСЛИ, ПРАЗДНЫЙ ДУХ... (пер.Е. Солоновича) Обжорство, леность мысли, праздный дух Погубят в людях доброе начало: На свете добродетелей не стало, И к голосу природы смертный глух. На небе свет благих светил потух - И жизнь былую форму потеряла, И среди нас на удивленье мало Таких, в ком песен не скудеет дух. Мечтать о лавре? Мирту поклоняться? От Философии протянешь ноги! - Стяжателей не умолкает хор. С тобой, мой друг, не многим по дороге: Тем паче должен ты стези держаться Достойной, как держался до сих пор. ЛИШЬ НЕНАДОЛГО НЕБО ПОДАРИЛО... (пер.Е. Солоновича) Лишь ненадолго небо подарило Подлунной чудо - чудо из чудес, Что снова изволением небес К чертогам звездным вскоре воспарило. Любовь стихи в уста мои вложила, Чтоб след его навеки не исчез, Но жизнь брала над словом перевес, И лгали, лгали перья и чернила. Не покорилась высота стихам, Я понял, что они несовершенны, Что тут, увы, отступится любой. Кто проницателен, представит сам, Что это так, и скажет: О, блаженны Глаза, что видели ее живой! ДЫХАНЬЕ ЛАВРА, СВЕЖЕСТЬ, АРОМАТ... (пер. В.Левика) Дыханье лавра, свежесть, аромат - Моих усталых дней отдохновенье, - Их отняла в единое мгновенье Губительница всех земных отрад. Погас мой свет, и тьмою дух объят - Так, солнце скрыв, луна вершит затменье, И в горьком, роковом оцепененье Я в смерть уйти от этой смерти рад. Красавица, ты цепи сна земного Разорвала, проснувшись в кущах рая, Ты обрела в Творце своем покой. И если я недаром верил в слово, Для всех умов возвышенных святая, Ты будешь вечной в памяти людской. АГРИППА Д`ОБИНЬЕ (в пер. А. Ревича) МИЛА ИНОМУ СМЕРТЬ, НЕЖДАННАЯ В БОЮ Мила иному смерть нежданная в бою, От пули, от меча, кинжала иль картечи, Кончина славная среди кровавой сечи, Где та ж судьба грозит оставшимся в строю. Мила другому смерть в постели, не таю, И суетня врачей, потом — над гробом речи, И вопли плакальщиц, и факелы, и свечи, И склеп на кладбище, и уголок в раю... Но не прельстит меня нимало смерть солдата: Ведь в наши времена его ничтожна плата. В кровати смерть скучна, она — удел ханжей. Хочу я умереть в. объятиях Дианы, Чтоб в сердце у нее, от горя бездыханной, Воспоминания воздвигли мавзолей ОДИН СОЛДАТ БЫЛ ПУЛЕЮ СРАЖЁН... Один солдат был пулею сражен, И смерть его была не за горами. Мы собственными видели глазами, Как он страдал, упав на бастион. Струилась кровь, и раздавался стон, В агонии он скрежетал зубами, Моля, чтоб мы его добили сами... Был ни живым, ни мертвым брошен он. И у меня зияет в сердце рана, Что нанесла жестокая Диана. Как описать мучения мои? Я знаю: смерть мне эта рана прочит... Добить меня прекрасная не хочет, И вот ни жив, ни мертв я от любви. НА СТРОГИЙ СУД ЛЮБВИ... На строгий суд любви, когда меня не станет, Мое истерзанное сердце принесут, Кровоточащий ком, обугленный, как трут, Свидетельство того, как беспощадно ранят. Перед лицом небес несчастное предстанет, Где отпущение лишь праведным дают, Оно всю боль свою слепой Любви на суд Представит, а тебя в ответчицы притянет. Ты скажешь: это все Венера, все она И озорник Амур... мол, не твоя вина. Но ведь на них валить—нехитрая наука. Смертельный этот жар сама ты разожгла, И если Купидон пустил стрелу из лука, Твоя зеница — лук, твой быстрый взор — стрела. ОСТОЧЕРТЕЛО МНЕ ТРАНЖИРИТЬ МОЙ ДОСУГ Осточертело мне транжирить мой досуг, Свободу продавать мне больше неохота, На что-то уповать и ублажать кого-то, Во имя долга быть одним из верных слуг. Мне больше по душе пустынный горный луг, Ночлег под скалами и мрак под сводом грота, Густая сень лесов, где нега и дремота, Где столько отзвуков рождает каждый звук. Принцесс увеселять и принцев надоело, И даже мой король, который то и дело Мне дарит милости, увы, постыл и он. От почестей и ласк держаться бы подале, Не надо их совсем, уж лучше быть в опале, Чтоб не кричал никто, что я хамелеон. ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА (в пер. С. Гончаренко) ВАШ ВЗОР ВЧЕКАНЕН В СЕРДЦЕ МНЕ, СИНЬОРА... Ваш взор вчеканен в сердце мне, сеньора. И сколько бы я ваш ни славил взгляд, Стиха красноречивее стократ Чеканное стихотворенье взора. Сонеты ваших глаз... Пускай не скоро Я до конца пойму их смысл и лад, Но веру в вас принять на веру рад И приговору внемлю без укора. Я вас люблю. Я изваял ваш лик Под стать своей любви, но страсти пламя Не в силах вам расплавить сердца твердь. Лишь вами осенен мой каждый миг: Рожденный ради вас, живущий вами, Я из-за вас приму — приемлю! — смерть. Я БРЁЛ ПО КРУЧАМ КАМЕННЫМ В БРЕДУ Я брел по кручам каменным в бреду И вдруг очнулся, сердцем замирая И цеиенея в ужасе, у края Гранитной бездны: шаг — и упаду. Меня ведет погибель в поводу. С ней обручен, наверно, навсегда я: Ведь зная, что есть благо, выбираю Я не блаженство рая, а беду. Но не хочу в моей несчастной части Продлить недолгих дней быстротеченье И не перечу року своему; Сдаюсь на милость милой сердцу страсти: Близка кончина и конец мученья, А значит, мне спасенье ни к чему. КОГДА В СОИТИИ С МОЕЙ ДУШОЙ... Когда в соитии с моей душой Зачал любовь я, сколь ей было радо Все существо мое! Казалось, чадо Желанное мне послано судьбой. Но страсть была беременна бедой И родила дитя — исчадье ада. И вот отравлена моя отрада, А в жилах — яда яростный настой. Жестокий внук! В кого ты вышел нравом? Как завязалась эта злая завязь? Неужто ты — моя же кровь и плоть? Яд ревности! Перед тобою зависть, Твоя сестра, привычная к отравам, И та не в силах страха побороть. ЖЕОШЕН ДЮ БЕЛЛЕ (в пер. С.Я. Бронина) ЧЕСТОЛЮБИВОМУ И СКУПОМУ ВРАГУ ИЗЯЩНОЙ СЛОВЕСНОСТИ... Лакей вельмож, раб Скупости бесплодной, Тебе ли знать над жалкой плотью власть? А я пред тем Поэтом лишь мог бы пасть, Что радостью питает дух свободный. Фортуна, Власть и Суд, толпе угодный, Подачками тебя накормят всласть. Ни Времени разверзшаяся пасть, Ни Парки не смутят души холодной. Итак, решай, к чему стремишься ты — К довольству или к зыбкости мечты. Но мы, питомцы Муз, во тьму не канем. Что тем, чей славен путь, небытие? А вас, вас погребут под тем же камнем: Тебя и имя темное твое. ГОЛУБКА НАД КИПЯЩИМИ ВАЛАМИ Голубка над кипящими валами Надежду обреченным принесла — Оливы ветвь. Та ветвь была светла, Как весть о мире с тихими садами. Трубач трубит. Несет знаменщик знамя. Кругом деревни сожжены дотла. Война у друга друга отняла. Повсюду распри и пылает пламя. О мире кто теперь не говорит? Слова красивы, и посулы лживы. Но я гляжу на эту ветвь оливы: Моя надежда, мой зеленый щит, Раскинь задумчивые ветви шире И обреченным ты скажи о мире! ВЫ, ЗЛЫЕ ЗВЁЗДЫ.... Вы, злые звезды , боги-супостаты, Природа, нам враждебная навек,— Случайно ль, по закону ль человек Свой путь земной проходит без возврата,— Зачем вы все построили когда-то Сей мир, чей столь чрезмерно долог век? Не для того ль, чтоб дней гнетущий бег Здесь, в Риме, в прах втоптал дворец богатый? Я не скажу, как все твердят давно, Что, мол, в подлунной все обречено Распаду, быстротечно все и бренно, Но я скажу, хоть не хочу задеть Того, кто по-иному склонен петь, Что не уйти от смерти и Вселенной. НЕВЕЖДЕ ПРОКУ НЕТ В ИСКУССТВАХ АПОЛЛОНА... Невежде проку нет в искусствах Аполлона, Таким сокровищем скупец не дорожит, Проныра от него подалее бежит, Им Честолюбие украситься не склонно; Над ним смеется тот, кто вьется возле трона, Солдат из рифм и строф щита не смастерит, И знает Дю Белле: не будешь ими сыт, Поэты не в цене у власти и закона. Вельможа от стихов не видит барыша, За лучшие стихи не купишь ни шиша, Поэт обычно нищ и в собственной отчизне. Но я не откажусь от песенной строки, Одна поэзия спасает от тоски, И ей обязан я шестью годами жизни. СЛУЖУ - Я ПРАВДЫ ОТ ТЕБЯ НЕ ПРЯЧУ... Служу — я правды от тебя не прячу,— Хожу к банкирам, слушаю купцов, Дивишься ты, на что я годы трачу, Как петь могу, где время для стихов. Поверь, я не пою, в стихах я плачу, Но сам заворожен звучаньем слов, Я до утра слагать стихи готов. В слезах пою и не могу иначе. Так за работою поет кузнец, Иль, веслами ворочая, гребец, Иль путник, вдруг припомнив дом родимый, Так жнец поет, когда невмочь ему, Иль юноша, подумав о любимой, Иль каторжник, кляня свою тюрьму. ИОАНН СЕКУНД МОЕЙ ЛЮБИМОЙ УВИДАВШИ ГУБКИ (пер. С.Шервинского) Моей любимой увидавши губки На личике, блестящем белизною, — Как будто кто-нибудь с искусством тонким Украсил кость слоновую кораллом, — Заплакала (таков рассказ!) Киприда И созвала резвящихся Аморов И молвила: «Затем ли я на Иде Губ пурпуром Палладу победила С сестрой Юпитера, богиней-свахой, Пред пастухом-судьей, чтоб та Неера Затмила нас перед судом поэта? Неситесь, гневные, к тому поэту, Жестоких стрел из полного колчана Вонзите больше в молодое тело, И в грудь его, и в радостное сердце Мечите их, шумя звенящим луком, Ее же пусть не согревает пламя, Но пусть стрела свинцовая застрянет В ее плоти с оледенелой кровью!» Свершилось. Весь пылаю я глубоко, И сердце тает под огнем палящим, — А ты, скрепивши грудь корой ледяной, В какую бьются в море сицилийском Иль в Адрии бушующие воды, Смеешься над любовником бессильным, Неблагодарная! Я из-за губок Твоих казнен. Несчастная, не знаешь, За что ты ненавидишь, и что значит Богов неистовство и гнев Дионы. О нежная, оставь свою надменность! И этих уст будь наконец достойна. И губы, где моей причина муки, Медвяные приблизь к моим скорее, Чтоб моего могла черпнуть ты яда Хоть капельку из глубины сердечной И от огня взаимного ослабнуть. Ты ни богов не бойся, ни Дионы: Красавицы богам повелевают. ЛУИЗА ЛАБЕ О ЧЁРНЫЕ ГЛАЗА, ВЗОР БЕЗУЧАСТНЫЙ... (пер. М.Гордона) О черные глаза, взор безучастный, О вздохи жаркие, о слез ручей, О мрак напрасно прожданных ночей, О свет зари, вернувшийся напрасно! О жалобы, о зов желаний властный, О дни пустые, череда скорбей, О мертвецы в сплетениях сетей, О пытки, мне сужденные несчастной! О смех его, о кудри, лоб, рука, О голос, о виола, вздох смычка,— Чтоб в женщине зажечь такое пламя! Тебя виню: меня воспламенив, Все сердце мне ты опалил огнями, Ни искры в грудь к себе не заронив! ЦЕЛУЙ МЕНЯ, ЦЕЛУЙ ОПЯТЬ И СНОВА... (пер. М.Гордона) Целуй меня, целуй опять и снова! Мне поцелуй сладчайший подари И поцелуй крепчайший повтори. Тебе — жар поцелуя четверного. Ты жалуешься? Боль смягчить готова: Вот самых нежных десять — все бери. Так счастливы, целуясь до зари, Мы будем радовать один другого. И насладимся жизнью мы двойной: Мы будем и в любимом и собой. Внемли, Амур, безумному признанью: Мне скромницею жить невмоготу. И чувствую я страсти полноту, Лишь если волю я даю желанью. КАКОЙ ПРИСТАЛ МУЖЧИНЕ РОСТ... (пер. Н.Шаховской) Какой пристал мужчине рост? Дородство, цвет волос, очей, ланит? Всех прочих чей пленительнее вид? Кто ранам безнадежнейшим виною? Чья песнь совместней с доблестью мужскою? Чья задушевней жалоба звучит? Кто с нежной лютней чудеса творит? Кого считать любезностью самою? Пускай решает кто-нибудь другой, Ведь я люблю, и суд пристрастен мой. Один ответ подсказывает чувство: Каких щедрот природа ни яви И как ни совершенствуй их искусство — Не увеличить им моей любви. ЛУИС ДЕ КАМОЭНС ЛЮБОВЬ - ОГОНЬ, ПЫЛАЮЩИЙ БЕЗ ДЫМА... (пер. Вл. Резниченко) Любовь — огонь, пылающий без дыма, Кровавая, хотя без крови, рана, Слепая вера в истинность обмана, Недуг незримый, но губящий зримо; Любовь — глухая ненависть к любимой И гнев на то, что есть, но нежеланно, И жажда, всем владея невозбранно, Всего себя отдать невозвратимо; И добровольный плен, и служба той, Кто губит нас, и все-таки любима, И все-таки в душе царит одна. Так можно ль сердцу дать единый строй, Когда любовь сама неотвратимо Вся из противоречий сплетена! КОГДА УЛЫБКОЙ, ЗВУКОМ НЕЖНЫХ СЛОВ... (пер. В.Левика) Когда улыбкой, звуком нежных слов Мой слух, мой взор, все чувства увлекая, Вы мысль мою, мой разум, дорогая, Возносите к обители богов, Освобожден от всех земных оков, Людских богатств ничтожность презирая, Я здесь дышу благоуханьем рая, Я вдруг рассудок потерять готов. Не оскорблю вас жалкими хвалами, Кто видел вас, кто восхищался вами, Тот понял всю безмерность красоты. Он согласиться вынужден без спора, Что сотворить вас мог лишь тот, сеньора, Кто создал небо, звезды и цветы. МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРРОТИ (в пер. А.М.Эфроса) НЕТ РАДОСТНЕЙ ВЕСЁЛОГО ЗАНЯТЬЯ... Нет радостней веселого занятья: По злату кос цветам наперебой Соприкасаться с милой головой И льнуть лобзаньем всюду без изъятья! И сколько наслаждения для платья Сжимать ей стан и ниспадать волной, И как отрадно сетке золотой Ее ланиты заключать в объятья! Еще нежней нарядной ленты вязь, Блестя узорной вышивкой своею, мыкается вкруг персей молодых. А чистый пояс, ласково виясь, Как будто шепчет: «Не расстанусь с нею...» О, сколько дела здесь для рук моих! БУДЬ ЧИСТ, ОГОНЬ, БУДЬ МИЛОСЕРДЕН, ДУХ... Будь чист огонь, будь милосерден дух, Будь одинаков жребий двух влюбленных, Будь равен гнет судеб неблагосклонных, Будь равносильно мужество у двух. Будь на одних крылах в небесный круг Восхищена душа двух тел плененных, Будь пронзено двух грудей воспаленных Единою стрелою сердце вдруг, Будь каждый каждому такой опорой, Чтоб, избавляя друга от обуз, К одной мечте идти двойною волей, Будь тьмы соблазнов только сотой долей Вот этих верных и любовных уз,— Ужель разрушить их случайной ссорой? ДЛЯ МАСТЕРА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РЕШЕНЬЯ... Для мастера не может быть решенья Вне мрамора, где кроется оно, Пока в скульптуру не воплощено Рукой, послушной воле вдохновенья. Ты для меня надежды и свершенья — Все, Госпожа, в тебе заключено, И тут уже искусству не дано Оборонить меня от пораженья. Меня убьют не чары красоты, Не холодность твоя сведет в могилу И не судьбы превратной торжество, Но то, что смерть и состраданье ты Несешь в себе, тогда как мне под силу Лишь смерть извлечь из сердца твоего ЛИШЬ ВАШИМ ВЗОРОМ ВИЖУ СЛАДКИЙ СВЕТ... Лишь вашим взором вижу сладкий свет, Которого своим, слепым, не вижу; Лишь вашими стопами цель приближу, К которой мне пути, хромому, нет. Бескрылый сам, на ваших крыльях, вслед За вашей думой ввысь себя я движу; Послушен вам—люблю и ненавижу, И зябну в зной, и в холоде согрет. Своею волей весь я в вашей воле, И ваше сердце мысль мою живит, И речь моя — часть вашего дыханья. Я — как луна, что на небесном поле Невидима, пока не отразит В ней солнце отблеск своего сиянья. ОН ЗРЕЛ КАРТИНЫ БОЖЬЕГО СУДА... Он зрел картины Божьего суда, Он побывал в чистилище и, зная Дорогу в рай, достиг при жизни рая, Чтоб молвить правду, воротясь сюда. Зачем, зачем горит его звезда И над моим гнездом, не угасая, Когда на свете нет такого края, Где злее бы к нему была вражда? О Данте речь. Его могучей лире Неблагодарный не внимал народ: Издревле слава недостойных — шире. Когда б достиг я Дантовых высот, И я бы счастью в этом злобном мире Его печальный предпочел исход. НЕ ПРАВДА ЛИ, ПРИМЕРАМ НЕТ КОНЦА... Не правда ли — примерам нет конца Тому, как образ, в камне воплощенный, Пленяет взор потомка восхищенный И замыслом, и почерком резца? Творенье может пережить творца: Творец уйдет, природой побежденный, Однако образ, им запечатленный, Веками будет согревать сердца. И я портретом в камне или цвете, Которым, к счастью, годы не опасны, Наш век могу продлить, любовь моя,— Пускай за гранью будущих столетий Увидят все, как были вы прекрасны, Как рядом с вами был ничтожен я. В КОМ ТЕЛО - ПАКЛЯ, СЕРДЦЕ - ГОРСТКА СЕРЫ... В ком тело — пакля, сердце — горстка серы, Состав костей — валежник, сухостой, Душа — скакун, не сдержанный уздой, Порыв — кипуч, желание — без меры, Ум — слеп и хром и полн ребячьей веры, Хоть мир — капкан и стережет бедой, Тот может, встретясь с искоркой простой, Вдруг молнией сверкнуть с небесной сферы. Так и в искусстве, свыше вдохновлен, Над естеством художник торжествует, Как ни в упор с ним борется оно; Так, если я не глух, не ослеплен И творческий огонь во мне бушует,— Повинен тот, кем сердце зажжено. НИ ГАЖЕ, НИ ДОСТОЙНЕЕ ПРЕЗРЕНЬЯ... Ни гаже, ни достойнее презренья, Чем я, тебя забывший, в мире нет; И все ж прости нарушенный обет Усталой плоти, впавшей в искушенья; Не размыкай, о Вседержитель, звенья Моих шагов туда, где вечен свет: О вере говорю,— себе во вред Я не вкусил в ней полноты спасенья. Чем редкостней, тем лишь все боле мил Мне дар даров: к покою, к благостыне Другого мир не обретет пути; Ты кровь свою за нас так щедро лил, Что станешь ли скупей на милость ныне? Иных ключей нам к небу не найти! ПО БЛАГОСТИ КРЕСТА И БОЖЬИХ МУК... По благости креста и Божьих мук Я,Отче, жду, что удостоюсь Рая; И все ж, пока во мне душа живая, Земных утех все будет мил мне круг. Пускай лежит меж нами путь разлук, Моря и горы,— мысль, не замечая Лесов, озер, летит, крыла ширяя, Как мчится дух поверх дождей и вьюг. Там мчусь и я упрямой думой к вам Скорбеть о смерти моего Урбино, Который был бы, мнится, здесь со мной, Когда бы жил. Теперь из гроба сам Меня зовет он взвиться над низиной Туда, где ждет обоих нас покой. ПЬЕР ДЕ РОНСАР (в пер. В.Левика) КОГДА ТЫ, ВСТАВ ОТ СНА... Когда ты, встав от сна богиней благосклонной, Одета лишь волос туникой золотой, То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой, Распустишь до колен волною нестесненной — О, как подобна ты другой, пенно-рожденной, Когда волну волос то. заплетя косой, То распуская вновь, любуясь их красой, Она плывет меж нимф по влаге побежденной! Какая смертная тебя б затмить могла Осанкой, поступью, иль красотой чела, Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи? Какой- из нимф речных или лесных дриад Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд, И золото волос, окутавшее плечи? КОГДА ОДНА, ОТ ШУМА В СТОРОНЕ... Когда одна, от шума в стороне, Бог весть о чем рассеянно мечтая, Задумчиво сидишь ты, всем чужая, Склонив лицо как будто в полусне, Хочу тебя окликнуть в тишине, Твою печаль развеять, дорогая, Иду к тебе, от страха замирая, Но голос, дрогнув, изменяет мне. Лучистый взор твой встретить я не смею, Я пред тобой безмолвен, я немею, В моей душе смятение царит. Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно, Лишь грусть моя, лишь бледность говорит, Как я-люблю, как я терзаюсь тайно. МАРИ-ЛЕНИВИЦА! ПОРА ВСТАВАТЬ С ПОСТЕЛИ... Мари-ленивица! Пора вставать с постели! Вам жаворонок спел напев веселый свой, И над шиповником, обрызганным росой, Влюбленный соловей исходит в нежной трели. Живей! Расцвел жасмин, и маки заблестели — Не налюбуетесь душистой резедой! Так вот зачем цветы кропили вы водой, Скорее напоить их под вечер хотели! Как заклинали вы вчера глаза свои Проснуться ранее, чем я приду за вами, И все ж покоитесь в беспечном забытьи, — Сон любит девушек, он не в ладу с часами! Сто раз глаза и грудь вам буду целовать, Чтоб вовремя вперед учились вы вставать КОЛЬ НА СТО МИЛЬ ВОКРУГ... Коль на сто миль зокруг найдется хоть одна Бабенка вздорная, коварная и злая,— Меня в поклонники охотно принимая, Не отвергает чувств и клятв моих она. Но кто мила, честна, красива и нежна, Хотя б я мучился, по ней одной вздыхая, Хотя б не ел, не спал — судьба моя такая! — Она каким-нибудь ослом увлечена. И как же не судьба? Все быть могло б иначе, Но такова любовь и так устроен свет. Кто счастья заслужил, тому ни в чем удачи. А дураку зато ни в чем отказа нет. Любовь-изменница, как ты хитра и зла И как несчастен тот, в чье сердце ты вошла! ВЗДЫХАТЕЛЬ ВЕЧНЫЙ ТВОЙ... Вздыхатель вечный твой, я третий год в плену У этих милых глаз, но в сердце нет печали, Лишь беды старости порою докучали, По волосам моим рассыпав седину. И если я бледнеть и тосковать начну, Ты вспомни, как легко, как ласково вначале Любую боль мою глаза твои смягчали: Тифон за кроткий нрав боготворил жену. И если ты одна в моей повинна боли, Найди в душе своей хоть чуточку тепла, Что свойственно сердцам людским: я поневоле Давно такой, каким меня ты создала, Ты кровь моя и плоть, и жизнь, не оттого ли Тебя душа моя в подруги избрала. КОГДА В ЕЁ ГРУДИ ПУСТЫНЯ СНЕГОВАЯ... Когда в ее груди — пустыня снеговая И, как бронею, льдом холодный дух одет, Когда я дорог ей лишь тем, что я поэт, К чему безумствую, в мученьях изнывая? Что имя, сан ее и гордость родовая — Позор нарядный мой, блестящий плен? О, нет! Поверьте, милая, я не настолько сед, Чтоб сердцу не могла вас заменить другая. Амур вам подтвердит, Амур не может лгать: Не так прекрасны вы, чтоб чувство отвергать! Как не ценить любви — я, право, негодую! Ведь я уж никогда не стану молодым, Любите же меня таким, как есть, седым, И буду вас любить, хотя б совсем седую. Я НИТКУ АЛУЮ ВОКРУГ ТВОЕЙ РУКИ... Я нитку алую вокруг твоей руки Сегодня обвязал с покорною мольбою, Но, видно, колдовство не властно над тобою: Сердцами были мы как прежде далеки. Сударыня, я сам рассудку вопреки Опутан темною всевластной ворожбою, Я пленник, я слуга, насмешливой судьбою Коварно пойманный в любовные силки. Вконец отчаявшись, пойду я к чародею И демоническим напитком овладею, Чтоб жар в груди твоей вовеки не утих. Увы, я слишком стар для пылкого веселья, Богатство, красота, а не волшебный стих,— Вот подлинной любви магические зелья. ЧТОБЫ ЦВЕСТИ В ВЕКАХ... Чтобы цвести в зеках той дружбе совершенной — Любви, что к юной, вам, питал Ронсар седой. Чей разум потрясен был вашей красотой, Чей был свободный дух покорен вам, надменной, Чтобы из рода в род и до конца вселенной Запомнил мир, что вы повелевали мной, Что кровь и жизнь моя служили вам одной, Я ныне приношу вам этот лавр нетленный. Пребудет сотни лет листва его ярка, — Все добродетели воспев в одной Елене, Поэта верного всесильная рука Вас сохранит живой для тысяч поколений, — Вам, как Лауре, жить и восхищать века, Покуда чтут сердца живущий в слове гений. КОГДА, СТАРУШКОЮ, ТЫ БУДЕШЬ ПРЯСТЬ ОДНА... Когда, старушкою, ты будешь прясть одна, В тиши у камелька свой вечер коротая, Мою строфу споешь и молвишь ты, мечтая: «Ронсар меня воспел в былые времена». И, гордым именем моим поражена, Тебя благословит прислужница любая, — Стряхнув вечерний сон, усталость забывая, Бессмертную хвалу провозгласит она. Я буду средь долин, где нежатся поэты, Страстей забвенье пить из волн холодной Леты, Ты будешь у огня, в бессоннице ночной, Тоскуя, вспоминать, моей любви моленья. Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья И розы бытия спеши срывать весной. ПРИРОДА КАЖДОМУ ОРУЖИЕ ДАЛА... Природа каждому оружие дала: Орлу — горбатый клюв и мощные крыла. Быку — его рога, коню — его копыта, У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита, Отравлен зуб ее. У рыбы — плавники, И, наконец, у льва есть когти и клыки. В мужчину мудрый ум она вселить умела, Для женщин мудрости Природа не имела И, исчерпав на нас могущество свое, Дала им красоту — не меч и не копье. Пред женской красотой мы все бессильны стали. Она сильней богов, людей, огня и стали. ХУАНА ИНЕС ДЕ ЛА КРУЗ (в пер. И.Чежеговой) ПОРТРЕТ МОЙ НЕ ХВАЛИ... Портрет мой не хвали - он непохож: здесь чванного искусства ухищренья и красок хитроумное сплетенье глазам внушают вкрадчивую ложь. Не льсти мне, лесть, ведь все равно ты лжешь: неумолимо времени теченье, непобедимы старость и забвенье, от них, как ни надейся, не уйдешь. И твоему усердью я не рада: ты - слабый ветер в мертвых парусах, от рока ненадежная ограда, блуждающее в немощных мечтах желание. И беспристрастье взгляда здесь обнаружит призрак, тленье, прах. ВЕЛИКОЛЕПЬЯ ПЫШНОГО ПОЛНА... Великолепья пышного полна , о роза, ты - источник восхищенья! Была природой при своем рожденье ты в пурпур и кармин облачена. Так радуйся, пока тебе дана, увы, недолгая пора цветенья; пусть завтра смерть придет, но наслажденья, что ты вкусишь, не отберет она. Она сорвет тебя рукой бесстрастной, но мнить себя должна счастливой ты, что умираешь юной и прекрасной. Чем видеть, как прелестные черты уродуются старостью ужасной, - уж лучше смерть в расцвете красоты. УЖЕЛЬ, СКАЖИ, НАД РАЗУМОМ ТВОИМ... Ужель, скажи, над разумом твоим победу злая ревность одержала? И от ее отравленного жала ты тягостным безумьем одержим? Ужель конец любви столь нестерпим, что ты возненавидел и начало? Но вспомни - ведь любовь не обещала тебе, что вечно будешь ты любим. Все скоропреходяще. И в бесстрастье жестоком все уносит жизни бег... Остановить его - не в нашей власти. Но, заблуждаясь горько, человек не верит в то, что и любовь и счастье даются лишь на время, не навек. НИ РАЗЛЮБИТЬ НЕ В СИЛАХ, НИ ПРОСТИТЬ... Ни разлюбить не в силах, ни простить, не в силах ни уйти я, ни остаться; есть множество причин, чтоб нам расстаться, одна причина есть, чтоб вместе быть. Ты боль мою не хочешь облегчить, - и сердцу прикажу я разорваться: наполовину ненависти сдаться, наполовину продолжать любить. Больной любви в тебе лишь исцеленье: так не давай же воли злым укорам, и так уж сердце рвется пополам... Поверь, твои упреки, подозренья любви послужат смертным приговором, и ненависти сердце я отдам. ЕГО ЛЮБЛЮ Я, НО НЕ ЛЮБИТ ОН... Его люблю я, но не любит он, безмерна скорбь моя, мне жизнь постыла; а тот, кого презреньем я дарила, увы, в меня без памяти влюблен. Сносить любимого надменный тон, быть может, сил бы у меня хватило, но день и ночь в моих ушах уныло звучит немилого докучный стон. Его влюбленность я ценю так мало: ведь я другого о любви молю, но для него любимой я не стала... Двух безответных чувств я муки длю: я от любви немилого устала, от нелюбви любимого скорблю ТЫ ВИДИШЬ - В РАБСТВО Я ОБРАЩЕНА... Ты видишь - в рабство я обращена любовью, и свое существованье влачить в цепях любви, без обещанья свободы, я навек осуждена. Ты видишь - скорбью и тоской полна моя душа под пытками страданья, но, корчась на костре, мнит наказанье чрезмерно мягким для себя она. Ты видишь - разум от любви теряю и горько проклинаю свой недуг. Ты видишь - кровью путь свой окропляю среди руин обмана и разлук... Ты видишь? Но тебя я уверяю, что стоит большего источник мук ЗАЧЕМ ТЕБЯ, МОЙ НЕДРУГ, ВСЁ СИЛЬНЕЙ... Зачем тебя, мой недруг, все сильней и ненавижу я и проклинаю: я кровью скорпиона меч пятнаю, кто топчет грязь, сам пачкается в ней. Твоя любовь была, увы, страшней, чем смертоносный яд - я умираю... Столь низок и коварен ты, что знаю: не стоишь ненависти ты моей. Себя я ложью пред тобой унижу, коль скрою, что когда восстановить хочу былое в памяти, то вижу: ты ненавистен мне, но, может быть, то не тебя - себя я ненавижу за то, что я могла тебя любить. ВИДЕНЬЕ ГОРЬКОГО БЛАЖЕНСТВА, СТОЙ... Виденье горького блаженства, стой! Стой, призрак ускользающего рая, из-за кого, от счастья умирая, я в горести путь продолжаю свой. Как сталь магнитом, нежностью скупой ты сердце притянул мое, играя... Зачем, любовь забавой полагая, меня влюбленной сделал ты рабой! Но ты, кто стал любви моей тираном, не торжествуй! И пусть смеешься ты, что тщетно я ловлю тугим арканом твои неуловимые черты, - из рук моих ты вырвался обманом, но ты навек - в тюрьме моей мечты! НАДЕЖДА! ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ОБМАН!.. Надежда! Позолоченный обман! Отрада нашего существованья, неясный сон в зеленом одеянье, неистовых мечтаний ураган! В живых вливая пагубный дурман, ты пробуждаешь в немощи желанье, несчастным ты даруешь обещанье, а тем, кто счастлив, - счастья талисман. Все ловят тень твою, алкая света, и всем в зеленых видится очках мир, разукрашенный воображеньем... Моя ж душа лишь разумом согрета, и я свои глаза держу в руках, испытывая взгляд прикосновеньем. ФИЛИП СИДНИ СОНЕТ 2 (пер. В. Рогова) Не наобум, не сразу Купидон Меня неизлечимо поразил: Он знал, что можно зря не тратить сил И все равно я буду покорен. Увидел я; увлекся, не влюблен; Но бог коварный раздувал мой пыл, И наконец уверенно сломил Слабеющее сопротивленье он. Когда же нет свободы и следа, Как московит, рожденный под ярмом, Я все твержу, что рабство - не беда, И скудным, мне оставшимся умом Себе внушаю, что всему я рад, С восторгом приукрашивая ад. СОНЕТ 6 (пер. А. Ревича) В беседах с Музами влюбленные твердят О зыбкости надежд, о страхах постоянных, О том, что райский свет мучительней, чем ад О бурях, о кострах, о гибели, о ранах. Поют Юпитера в его обличьях странных: То лебедь он, то бык, то ливень-златопад. Порой рядится принц в пастушеский наряд, Свирелью тешится в лесах и на полянах. Иной в своих стихах на жалобы не скуп, И вздохами слова с его слетают губ, И слезы льет перо, и лист бледнеет белый. Я тоже так бы мог, как эти господа, Но вся душа моя распахнута, когда Дрожащим голосом я молвлю имя Стеллы. СОНЕТ 7 (пер. И. Озеровой) Когда Природа очи создала Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья, Зачем она им черный цвет дала? Быть может, свет подчеркивая тенью?.. Чтоб свет очей не ослепил чела, Единственное мудрое решенье Природа в черной трезвости нашла, Контрастами оттачивая зренье. И чудо совершила простота, И Красота отвергла суесловье, И звездами сияла чернота, Рожденная Искусством и Любовью, Прикрыв от смерти траурной фатой Всех тех, кто отдал кровь Любви святой. СОНЕТ 16 (пер. И. Озеровой) Так создан я, что за собой влекли Меня красавицы, как самоцветы, Бурлящий дух мой попадал в тенеты, Которые Любовью нарекли. Но языки огня меня не жгли, Мне боли страсть не причиняла эта, И я решил, что неженки наветы На страсть из-за царапин навлекли. Я с этим львенком лишь играл, пока Мои глаза (на счастье, на беду ли?) Узрели Стеллу. Сломана строка, Ее глаза мой мир перевернули. Теперь с Любовью мы накоротке Она как яд в отравленном глотке. СОНЕТ 40 (пер.Г.Русакова) Уж лучше стих, чем безысходность стона. Ты так сильна всевластьем Красоты, Что все потуги Разума пусты: Я выбрал путь, где Разум лишь препона. Само благоразумье, ты, как с трона, Едва ли снизойдешь до нищеты Глупца, которому все в мире - ты. Гляди: я пал, никчемна оборона. А ты лишь хорошеешь от побед. Но мудрый воин помнит про совет: Лежачих бить - не оберешься срама. Твоя взяла, и мне исхода нет. Ах! Я служу тебе так много лет! Не разрушай же собственного храма! СОНЕТ 44 (пер. А. Ревича) Моей душе дано в словах раскрыться, Оплакать боль, которой нет конца, Мой стон смягчает грубые сердца, Но та, в ком сердце нежное таится, Глуха к слезам, как лютая Тигрица, Увы, не молвит доброго словца. О, как могло, презрев закон Творца, Бездушьем Благородство обратиться? Я истины желанной не постиг, И всякий раз, как вздох моей печали Касался врат блаженства, в тот же миг, Небесные, они преображали Докучный плач и стон постылый мой В напев прекрасный радости самой. СОНЕТ 52 (пер. А. Парина) Любовь и Добродетель - на ножах: Кому досталась Стелла в обладанье? Любовь оправдывает притязанья Своей печатью в царственных чертах. А Добродетель с пеной на устах Твердит, что Стеллы лучшее даянье Душа, чью святость чтит небес сиянье, И что не тело повергает в прах. Что ж, раз уж красота и сила взгляда Принадлежат Любви, то притязать На душу Стеллы и не очень надо Покуда дело будут разбирать, Пусть Добродетель в спорах силы тратит, А нам с тобой, Любовь, и тела хватят. ТЕОФИЛЬ ДЕ ВИО СОНЕТ (Перевод М. Квятковской) Своей жестокостью меня вы поразили; Когда бы ваш приход, что я так долго ждал, Лишь на единый день иль на два запоздал, Вы б осчастливили лишь мертвеца в могиле. Нет, никогда души столь тяжко не казнили! Я, унимая боль, ее лишь растравлял, Я делал все, что мог, но тщетно применял Те средства древние, что мудрецы открыли. Но, ваш целуя дар, бесценный ваш привет, И с ним – след ваших рук и ваших взоров след, Я здравие свое уже вернул отчасти. Клоринда, вы моей владеете судьбой: И даровать мне жизнь всецело в вашей власти, И даровать мне смерть небрежностью любой. |
| вернуться на главную страницу |
| послушать стихи поэтов эпохи Возрождения |
| перейти на сайт matyuhin-songs.narod.ru |
