| |||
|
|
ДУША МОЯ, РОВЕСНИЦА...
" Душа моя, скудельница..." Б. Пастернак Душа моя, ровесница, тропинку выбирай, по узкой черной лестнице - не попадают в рай. Душа моя - паломница, с молитвой на устах, отшельницею склонится пусть тень твоя - в скитах. Душа моя - ответчица, попутчица в беде, пусть жизнь моя осветится тобою на Суде. Душа моя - кудельница, я путь твой повторю, веретено не ленится плести судьбу мою. Душа моя - советчица, свет веры на крылах, душа моя излечится молитвой на устах. Душа моя - скиталица на всех земных путях, душа моя останется - с тобой на небесах... ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ Веруешь иль не веришь - Задуманное случится. Фея-нищенка в двери, В царский дом постучится. Веточка - посох дорожный. С просьбой крова и хлеба, Но тюфяки с горошиной В келью внесёт королева. Фея, молитвам научена, Пальчики стиснет до хруста. Утром встанет - измучена Царским ложем прокрустовым. Если дано испытание, С молитвой - свершишь невозможное. Только бы знать заранее, Где же лежит горошина. Жизни нить перепутана, Угадывать - дело привычное, В ткань земную окутано Божье зерно горчичное. НЕ ЖРЕЦЫ, НЕ КУДЕСНИКИ Не жрецы, не кудесники - а молитвы как новые, и в листы Песни песнею листья никнут кленовые. Нет не вехами - вешками путь белеется гибельный, что же делать - как Меньшиков перечитывать Библию. Дали входят, как ангелы, будят двери дубовые, и читаем евангелье мы, на муки готовые. Собираемся горстками, делим тропы неторные, ходим в горы фаворские слушать речи нагорные... Дни растянуты строфами, звездным светом кончаются, но кресты над голгофами, как деревья качаются, не молитвами, стонами, льдом дороги окованы, вянут нимбы терновые над дверями - подковами, гнутся ивами-ветками над хранителем-ангелом, цифры тянутся вехами над строфами евангелья... ДАЛЬ НЕ ИМЕЕТ ВЕС Даль не имеет вес, но давит быль на плечи. Ты - чтишь отвес небес, а я пью горечь речи. Твой горизонт, как ров, Уравнен с небесами. Пью горечь вечеров, очерченных не нами. Там ветр ночей - ничей, там туч полночных резвость, там благо тех ключей в лучах блестит, как лезвие. Там строк зовущих ряд В столбцы встаёт отвесно, там полночь свой наряд меняет, как принцесса. Там вздох былой затих с улыбкою в соседстве на тех устах, чей стих заучен, словно в деистве. Там быль имеет вес, там даль легла на плечи. Там высота небес заменит горечь речи. Я ЧЕРЕЗ ТЬМУ К ТЕБЕ ДОЙДУ... «Сегодня ночью, не солгу...» Осип Мандельштам Я через тьму к тебе дойду ... По пояс в тающем снегу я перейду в твои просторы, считая купола, венцы, вершин чернеющих зубцы, и каждый плат полей – узорный. Чтоб с каждым шагом вновь и вновь мне сердце ранила любовь, и возрастала боль и жалость, Чтоб от заката до зари тебя просила: подари мне этот путь, отрезок, малость. Еще не сдан последний грош, слова, как лепту, не вернешь, не остановишь звук крылатый, который рвется через край... Ведь мы еще от ада в рай не перешли мостом горбатым. Еще – две жизни на весах... Побеги первого овса пасхальным утром льнут к ладоням. И древо жизни во дворе зазеленеет на заре, и первый луч в листве потонет. Ведь линия луча – предел, в который голос возлетел, где купол горизонт венчает, – в той церкви были мы давно, там в жизнь иную есть окно, там Образ Божий проступает... РАСТИ, СТРОКА МОЯ, ВЛЕКИ... Расти, строка моя, влеки, с тобой я расстаюсь навеки. Как эхо - вехам вопреки - в душе поют твои побеги. Как тени тонкие в ночи - о, радость уз и узнаванья - твоим узорам научи, лучам, науке расставанья. Сними воспоминанья груз, окутай первым плачем плечи, сплетая голос с пеньем муз, чтоб вечностью продлился вечер. И пусть томит веретено и тянет тишину, как пряжу, то Дали Делия давно летит, как сон иль пух лебяжий. Нить тишины мелькнёт, как сталь, Очистит путь в просторы ночи. Долг неизменен - в ту же даль глядят заплаканные очи. Прости, строка моя, и впредь. Кому даётся жребий в битвах... Нам их назначено - воспеть В минутной тишине - в молитвах. ЛАДОНИ СЛОЖЕНЫ ПРИВЫЧНО ... И бабочки, как еретички, Горят на медленном огне..." Булат Окуджава Ладони сложены привычно – молитвы жестом в тишине, как бабочки, полны величья, сгорают медленно в огне – в окне летящего заката, вновь подводящего черту тому, что пройдено, что свято, что полнит жизни пустоту, что открывает смысл первичный, что поднимает на волне ладоней, сложенных привычно – молитвы жестом в тишине. Застывший жест, как слово, точен, он вечер – вечностью продлит и разомкнет тот круг порочный – огня, где бабочка горит, чтоб взгляд ушел за грань заката, где веер шелестит крыла, где длится жизнь, как сон, за кадром, как будто вовсе – не была... НЕ РАСПУТАНЫ УЗЫ СЛОВЕСНЫЕ, СЕТИ... Не распутаны узы словесные, сети, неисповедимы непройденные пути, с точки зрения музыки, строки эти, Орфей мой ласковый, не суди, за Гермесом - вереском, вправо-влево бредя, на жизнь права утрачивая, зная - с плеском - как с древа, облетают, умолкнув, слова, радуйся! душе-эвридике, - просторно на молчании-рубеже, безлистные - тИхи, растеряны кроны, бессловесной - глуше душе, отговорившие уроним сети - вместе, непройденный путь - ощутимый успех, слова не тронув, умножим жесты ветвей, навеки влекомых вверх... С точки зрения музыки, строки эти, Орфей мой ласковый, не суди, не распутаны узы словесные, сети, неисповедимы непройденные пути... ВНОВЬ ГОЛГОФА-ЗЕМЛЯ ПЕРЕД НАМИ... Вновь Голгофа-земля перед нами - Не горит, леденеет оснеженно. И дороги пали крестами, На дорогах сыны повержены. От Крещенской купели до Троицы, По тропинкам - завьюженным прядям - По дорогам идут Богородицы - От распятия до распятия. Каждый сын далёкий - великий, Каждый сын оплаканный - вечен. И склоняются светлые лики - Над дорогами - в белых венчиках. Но сынов ещё не воспели. Только плач снесли богородицы К горизонту, к снежной купели Над дорогами, к Божьей околице. ДАЙ ОКРУЖИТЬСЯ МНЕ ТОБОЙ... Дай окружиться мне тобой, без лжи проговори, пропой - я этих звуков не сотру, будь, как молитва поутру, будь как молитва на ветру, когда, не размыкая век, шепчу сквозь сон, гаданье, смех, когда день гулок, долог хлад, и нет вокруг иных услад, когда в мечты уходит суть, хотя бы ты молитвой будь - лети, кружись, не исчезай, хотя бы душу - обжигай... ДЕНЬ РОЖДЕСТВА ГОСПОДНЯ День Рождества Господня, тень колыбельная снится, рождается Слово сегодня в мире, в сердце, в странице. Так Слово рождалось когда-то в холмах Иудеи далекой... Над царством тем тридевятым луч был взнесен высокий. Рождается Бог в человеке, чтоб крепли молитвы строфы, чтоб дни восходили как вехи - от Рождества, до Голгофы. Чтоб ты уходил на муку, на проповедь в светлом хитоне, и в бурю протягивал руку тому, кто не веруя, тонет... МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ Приучи меня – к дальним звездам и к ручьям лучей вдоль страниц. Приучи меня – коль не поздно, к редким встречам с тобою, Принц. Приручи меня – тихой речью о далеких твоих мирах. Приручи меня – каждой встречей отгоняя неверья страх. Приручи меня – кротким смехом, иногда похожим на плач. Приручи меня – дальним эхом, пусть вздохнет от шагов твой плащ. Приручи меня – зорким сердцем, чтоб строки серебрилась стезя. Приручи меня – чистым детством, о котором забыла я. Приучи меня – к звездам дальним и к ручьям лучей вдоль страниц. Приучи меня – к той печальной, к той последней разлуке, Принц... МУЗЫКАНТУ Позови туда, где закат золотит горизонта оковы – зыбким выдохом, музыкант – гибкой дудочки тростниковой, где березовых дров смола омывает мольбой жаровню, где тебе не нужны слова на тропе тишины неровной – в край, что мне еще незнаком – кроме музыки, что там будет? в край, куда бегут босиком за тобою ангелы, люди, дети... В край меня позови, в край, где знаешь – уже ничей ты... Слышишь, выдохом улови, смелым шопотом, лепетом флейты – самой шелковой из сетей – в край, который еще неведом, где я стану тише детей, что бегут за тобою следом. Позови, музыкант, туда, где любовь лишь – музыки тише, где холодых небес слюда, где мир’ажем брезжится Китеж, где уже – не флейта, а звон, словно сон колокольный, светел, где исполнили твой закон – люди, ангелы, я и дети... А ГДЕ-ТО ДРЕВО УЖЕ ВОЗРАСТАЕТ... А где-то древо уже возрастает – то, что качнется потом на холме, и где-то плотник уже подрастает, который снимет мерку по мне, и где-то уже рождается ветер, который взметет пустынную пыль, и где-то уже серебрится, светел, тот, что склон’ится к земле, ковыль, и где-то ангел крыльями машет, тот, что душу мою унесет, и где-то гончар уже лепит чашу, смертную – Бог ее поднесет, где-то лесенка высится – к раю, где-то тропинка спускается в ад, где-то Кедрон волною играет, чтобы омыть Гефсиманский сад, где-то уже рождается Слово, то, которое мне не успеть произнести... Но душа готова всё – принять, прежде, чем улететь... СЛЫШАЛ ЛИ ТЫ, КАК АНГЕЛЫ ПЛАЧУТ? Слышал ли ты, как ангелы плачут, Видел ли ты, как время летит? Ангелы слез и молитв не прячут – Ангелы плачут – дождь шелестит. Ангелов волны-хоры проходят... Как же ты пр/ожил на свете без Сдержанно-влажных дождей-мелодий – Дальнего шепота близких небес? Как же ты не притворился спящим, Чтобы подслушать небесный глас, Чтобы запомнить, как ангелы плачут, Не о себе – плачут о нас... ТИШИНОЮ ТВОЕЙ ПЛЕНЕНА И СВЯЗАНА... Тишиною твоей пленена и связана, не различая, где ночь, где утро. Окликни, окликни меня, как Лазаря окликнул Господь, совершая чудо, – чутким ли словом, иль грозной фразою, звуком, брызнувшим со страницы – окликни, окликни меня, как Лазаря, и я покину мою темницу. Стану покорною, вздорной, разною, стану верной, припав к коленам, только окликни меня, как Лазаря, чтоб тишина не казалась пленом, чтобы путь не казался праздным, не протянулся мостом сожжённым, только окликни меня, как Лазаря, чтобы вышла я – воскрешённой... ТЫ РОДИЛСЯ ПОД ЛУЧШЕЙ, ПАСТУШЬЕЙ ЗВЕЗДОЙ Ты родился - под лучшей пастушьей Звездой... Бился - до последнего слога - в воздушной сети ее лучей, казалось - ничьей, оказалось - Бога... Пока мы месили снежную жесть бумаги - маги пробирались дважды - к тебе, к Мессии, издалече... Потому что - каждый - Сын Человечий... Каждая кровля - Вифлеем, Из продажных углов, из неровных стен, из углублений в пещере, из колыбели, над которой склоняются Дщери, расправляя на тельце Младенца крестик из деревца, который - свят... На котором - Он будет распят... ДУША-ПЧЕЛА СБИРАЕТ МЁД ПОВСЮДУ Душа-пчела сбирает мёд повсюду (во сне – по райским рыская углам), добычу честно делит пополам, чтоб дать тебе – не верящему чуду. Не мучь ее – душа мечтает длиться, тянуться, словно луч, в твоем окне, в твоей душе гореть, как на огне, тебя призвав к суду, как очевидца. Быть может лишь душе душа поёт – ну отвлекись от правил на минутку! Охотник меткий, верящий рассудку, прости словам невольный недолёт – до комнаты, где мчался вечер мглистый, куда теперь и взглядом не достать... Но есть в моей печали благодать, доступная – любившим без корысти... ТВОЯ РУКА ТРИ ЗВЁЗДОЧКИ ЗАЖГЛА... Твоя рука три звездочки зажгла над той строкой, что тянется, покуда в окне моем сомкнула крылья мгла настолько плотно, что поверить трудно, что ты глядишь на то же полотно, сплетенное из снежного потока… Души твоей мне недоступно дно, твоих речей мне не найти истока, но я упрямо вверх туда иду, одной из звезд меня выводит лучик, мне кажется, что я еще найду твое начало чистое, как ключик – на родине твоей святой родник – где лик твой, отраженный быстрой влагой, очнется в этих строчках, как двойник, и будет сохранен листом, бумагой, строкою, уводящей, словно путь кремнистый, на котором ты потерян душой моей, тебе сказавшей – пусть уходишь ты … Я в возвращенье – верю… СЕТИ ИЗ ТРАВ НЕТЛЕННЫ Сети из трав нетленны, да по краям неровны, спит под сенью вселенной сена копна огромная. Травинка, ломкая пленница, освободиться – не чает, только звезда не ленится сплетаться с нею лучами, На стог заберемся выше, на волю отпустим души, канем в душистой нише, станем вселенную слушать, сена разбудим х’аос, на ось земную нанижем звезд жемчужную малость, созвездье, что к нам поближе, мы – дрожащие твари, две песчинки – из тыщи, может, в звездном словарике нужное слово отыщем, чтобы оно звучало, вестью тихой Завета, соткано звезд лучами из неземного света... Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ В ОДИН ДЕНЬ... Я хочу умереть в один день - Так говорится в сказках - С тем, за кем прохожу, как тень, Кого облекаю лаской, С кем разделяю горькую участь Короткой встречи, доли, Пусть нас в одно мгновенье луч Смертный уколет. Я хочу, чтоб о нас говорили: "Они, - говорили с участьем, - Проводили запретные дни Пусть недолго, но счастливо". Я хочу проходить, как тень, В любую дверь, без опаски, За ием, с кем умру в один день, Как говорится в сказках. СЛОВО МОЛВИ МНЕ О ХОЛМАХ... Слово молви мне о холмах, Мерным голосом рядом лейся, Нарисуй мне линии взмах, Охвативший простор библейский. Прежний день мирАжем одень, Чтобы я попыталась вспомнить, Как за тенью твоей моя тень Шла паломницей, мой паломник. Словно птицу, душу из рук Отпусти. Вспомни - мы скитальцы. Видишь - жизни пустынный круг Горизонтом растянут на пяльцах. Лишь бы тень твою не спугнуть. Лишь бы ночи дни не заклинили, Лишь бы смела я вдаль шагнуть - В твой простор, за холмы, за линию. В НЕБЕСНЫХ ВЫСЯХ ВЕСЕЛИСЬ, МОЙ СОКОЛ... В небесных высях веселись, мой сокол, в земные веси возвратись, уставши, и я склоню к тебе страницы локон, к границе дней, как завиток, припавшей. Ведь нам, не чтущим здешнего порядка, лишь времени еще доступен шорох, и дорога строки растущей прядка, непризнанных страниц бессонный ворох. Коль можно, веселись, мой сокол ясен, пока тропа воздушная не свита, ведь мы еще не до конца увязли в послушных завитушках алфавита. Пока в небесных ты сверкал глубинах, ловя лучей частицы, словно крохи, я выводила в книге голубиной о бедной жизни медленные строки – ведь звенья дней отзвякали, распались, ночные дверцы хлопают на стыках, ведь после счастья нам еще остались предчувствья бед – и малых, и великих. Так быть должно – еще никто Голгофы не избежал, сюжет, как жест извечен, холмистой зыбью зарябили строфы, небес лучами – крест земной намечен. Так быть должно – разодраны хитоны на лоскуты тоскующею стражей, и только взгляды в поднебесье тонут, не задевая здешние миражи. Так быть должно – мы подойдем к подножью холма – босыми, долга не нарушив, и на весы воздушные положим – исполненные благодати – души. ТВОЙ ПУТЬ СВЕРШАЯ, Я НЕ СПРАШИВАЮ... «...мой ангел вчерашний...» А. Блок, 1911 Твой путь свершая,я не спрашиваю, но может быть, ты ангел тот, который выльет гнева чашу в потоки строк, как в бездны вод. Ты – ангел – завтрашний, вчерашний, ты явлен всюду – там и тут, и я к тебе приду на Страшный (в который все не верю) Суд. Ты тот, который ночью метит неверьем замкнутую дверь, в те дни, когда на этом свете дары – ненужнее потерь. Ты – часть летящего пространства, к тебе – бежит цепочка слов, и я, затерянная в странствиях, твоя добыча, цель, улов. Ты – ангел древний, новый, давний, и я, одолевая страх, кажусь тебе, порою равной, когда теряюсь в небесах. Посол нездешнего простора, зажегший от звезды – свечу последнюю, на свет которой я взглядом медленным лечу, пока еще не вышли сроки, и время – кажется рекой... При той свече пишу я строки, тебе послушною рукой, и жизнь, как бабочка, сгорает, и взгляд с твоим – навечно слит, лишь голос, сбившись, эхом тает в словах несбывшихся молитв... ДОВЛЕЕТ ДНЕВИ ЗЛОБА " Довлеет дневи злоба..." Довлеет дневи злоба ... Но не молчат уста, пера – опасна проба, когда тропа пуста. Поэт рисует Слово, как Ангел, на песке, его не слышно с’оло, лишь пепла горсть в руке. Пока слова рисует поэт – как Бог, он жив, а тот, кто не рискует, тот мертв и пуст, и лжив. День нынешний довлеет в дыхании строки, а завтра кто-то склеит дней наших позвонки. Иродиада пляшет, веселье – зла исток, но смертную пьет Чашу в Саду уставший Бог. Довлеет злоба дневи, и в гневе – вечера, но зреет боль в напеве всё та же, что вчера. Строки подъём изломан, но в путь спешит рука, и уголёк не сломан, и ждет – пуста-доска. Строка на побережье размыта болью волн, а завтра – ветер свежий, и Сад, и крест, и холм... РЕКВИЕМ (ПАМЯТИ КАТЮШИ) Как мало ты жила, когда сравнишь твой путь с тропами тех, кто помнят тебя, когда, лишь торжествует тишь в пустых теперь шкатулках детских комнат – таких потерь нельзя перенести, ведь нам нести воспоминанья бремя туда, где не дано перевести две стрелки, восстанавливая время, твой облик, взгляд, недетскую судьбу, и золота волос – и шелк и россыпь, ты все узнала – райскую тропу, обрывов ада каменистых осыпь, а мы, теперь привычные к беде, живем воспоминаньями – во имя ребенка-ангела, о чьей судьбе задумаешься только – сердце стынет... Как мало ты жила – всего лишь шесть неполных лет… Но возросла душою до тех высот, где твой недетский жест царит над нами… К вечному покою приблизилась настолько рано ты, что даже мы, готовые ко встрече с неведомым, молчим у той черты, где так мелк''''и земные наши речи… ЕСТЬ ТАЙНА В ТОМ, ЧТОБЫ СКЛОНИТЬСЯ... Эпиграф: "Тайна - одна. Мы бессильны пред нею. Связь - через сны" Марина Цветаева Есть тайна в том, чтобы склониться Над тишиною, над листом. Я существую только в том Пространстве, что мне снится. Событий разрываю звенья, Не знаю сладостнее пут, Чем в мире сна просторный путь, Где не нужны ни слух, ни зренье. Преобразившись в горсть песка, Там время перейдёт на шёпот И медленно иссякнет, чтобы Затихли руки у виска, Чтобы, теплом родным задета, Душа, как пламенем была, Чтоб слово билось, как пчела, В прозрачную преграду света. ДЕРЕВЬЯ Эпиграф: "Ивы - провидицы мои, берёзы - девственницы" Марина Цветаева Деревце-девственница - Офельина сЕстрица. Провидица ива К ручьям льстива Оперённые веером коры, берёзы - Не ангелов ли метаморфозы? Собираются в стайки, строятся, В Царских Вратах На Троицу. Осина красива, Растеряна - Иудино тёмное дерево, Протягивает ветвь уставшую Каждому падшему Словно ветхие вехи неровные - Ветки терновые: Изгибы гибельного кольца Вокруг Иисусова лица. К ПОКРОВУ Эпиграф: "И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров..." Марина Цветаева Времени линии Швы расходятся жизни. Вечности клином заплаты скрЕпим ли дни? Распростёртым платом Из ладонных глубин Богородицы, Тканью израненною, Без веса, Шёлком прощающих крыл Распахнутых? Нам неважно - Дождя ль завесой, Серебристой дорожкой Праха ль Снежного - Нам неважно, Чем укроет Творящих молитву Нас Богородица Саваном влажным Пролетающих слёз Пролитых. АЛЕКСАНДРУ М. Эпиграф: "Но моя рука да с твоей рукой не сойдутся" Марина Цветаева Как там стонется В окне проруби, царской, Ледовой окалине? Не тесно ль? А здесь, на московской окраине, Воркуют голуби Сизой окраски Над подпалиной Облинявшего леса. Как там, В уборе ль Замок Михайловский? Как там В Летних, Пустующих, Листик К статуям лепится? А здесь В соборе Архангельском За всех путешествующих Свечи-ветви С вечера теплятся. От Москвы упруго Растут вёрсты До Петербурга, Вдоль них Кромка ледяная Влачится, Дышит, И гОлоса горстка, Вначалн громкая, К концу пути Почти Не слышна... Как там В окне проруби Стонется В Царской, парадной? А здесь - Над рябинами Голуби вьются, Но ладони с ладонями Не сольются. Как у Марины Да Александра. НО ОБЛАКО - ЛИШЬ ПОДОПЛЁКА... Но облако - лишь подоплёка, Изнанка низкая небес, И древо райское далёко, И не дано увидеть срез. Резцом играя, Круг за кругом Бог чертит времени спираль, Теснятся кольца древа туго, Чтоб вечности крепчала сталь, Чтоб колыбелью стали ветви Для начинающих полёт, Чтоб дуновенье вместо ветра, Чтоб яблоком сбывался плод. На древе том, где ни листочка, Внутри ствола земная ось, И в терпкой сердцевине - точка, В которой время началось. БЕРЁЗА СКЛОНИЛА НИЗКО... Береза склонила низко благословенный ствол, словно, равная, словно близкое самое – существо. Словно с тобою, с нею можно о жизни поговорить, вместе с ветром она поможет молитву Божию сотворить. Ты, далек – ты ангела вроде, неслышим и невиди’м, крылья твои надо мною бродят, бередят заоблачный дым. Не повторяется то, что пройдено, дважды – не переплыть, все же, прошлое – это родина, которую – не забыть. Мы – далекие, мы – два берега, прошлое кажется сном, а настоящее – это дерево, склоненное над окном… ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ТРАМВАЙ Твой заблудившийся трамвай не числится в московских рейсах, но ты мне шепчешь: «Не срывай цветов, пока идешь по рельсам, запутавшимся в тишине – пути кончаются обрывом – покуда ты идешь ко мне, пусть длится жизни тот отрывок, написанный твоей рукой когдато мне – неровен почерк – пока стоишь ты над рекой, о, пусть она сверкнет, как прочерк, пока стоишь на крутизне, паломница воздушных рейсов, покуда ты идешь ко мне по травам, спутанным, как рельсы». Ты шепчешь мне: «Не забывай, тебя по свету ангел водит... Мой Заблудившийся трамвай тебя из тупиков выводит». НЕИЗВЕСТНОМУ ЧИТАТЕЛЮ «Неужели я настоящий и действительно смерть придет?" Осип Мандельштам «Но неужели я – настоящий…» – помнишь старинный вопрос поэта? Кони крылатые жизнь мою тащат за горизонт, за границу света. Да, когданибудь смерть приходит по травам ночным, залитым росою, ангелом белым к странице подходит и слова срезает косою. Слово, как птица, по свету странствует, и для когото становится вестью, витает в неведомом мне пространстве, в доме того, кто мне неизвестен. Там – небо иными звездами вышито, чужие законы, другой порядок… Но чтец неизвестный, порою ближе, чем тот, кто со мною проходит рядом. Не знаю ни званья его, ни чина, но через тьму душа его светит, словно я его – приручила, словно я за него в ответе. Вот потому и не ставлю точку, даже если мгла нависает, может, эта последняя строчка душу его от неверья спасает. Строки – это ведь с жизнью узы, в сети сплетенные… Тонким бреднем из страницы выловит Муза рыбку робкую слова последнего. ЕЛЕОНА ТРАВЫ СПУТАНЫ... «Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, приидет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо..." Книга Деяний Елеона травы спутаны, но так близко здесь до звезд, видишь, облаком окутанный, встречи с небом ждет Христос. И пуста земная горница - жизнь без Бога - страх и грусть... Все же, с высоты доносится - "Я вернусь, вернусь, вернусь... Хлебом плоть Моя преломится и вином прольется кровь, лишь - не разрушайте Горницы - мы в нее вернемся вновь. Как Мне рассказать подробнее - смутны вечности черты - станешь ты Моим подобием, если Мне поверишь ты. Я вернусь в таком же облике по прошествии времен, Я вернусь в таком же облаке на зеленый Елеон." КАЧАЛАСЬ ПЕРВАЯ СТРОКА... Качалась первая строка – на первых волнах вдохновенья, смешавшегося с дуновеньем, сырым порывом ветерка. Слова построились, как птицы, и острый образуя клин, проделали свой путь недлин – от Севера на Юг страницы. Страница стала небесами... Воздушный одолев прибой, слова, окрепнув голосами, пропели нам – о нас с тобой. Пусть жизнь кружит, как пораженье, как жест покорности судьбе, чтоб мы узнали о себе – уже в небесном отраженье. ПОЭТАМ, ЖИЗНЬ МОЮ СЛОЖИВШИМ... Я продолжаю то, что до меня возникло в пожелтевших чуть страницах, я просто часть упавшего огня, я лишь звено в протяжной веренице. И ты строку, как душу протяни, преодолей привычный страх небесный пусть мы останемся лишь в их тени, но мы продолжим тех, ушедших, песни. Вберем в себя разящий смелый звук, проникнем в мысли, в даль продолжим строчки, которыми пленен навечно слух, и разорвем безмолвья оболочку, Пусть, как для них, последним станет день – его оправдывает только слово учителей, которых чтим мы тень, путь продолжая – нет пути иного. Я как молитву буду повторять слова не тех, кто в стане отлюбивших, а тех кого, так страшно потерять – поэтов, жизнь мою – сложивших... РАЗРЕШИ МНЕ СНОВА ПРИСЛОНИТЬСЯ... «Прислонясь к дверному косяку...» Борис Пастернак Разреши мне снова прислониться к твоему дверному косяку, я минуты эти на страницах, время это – сердцем засеку. Пусть ладонь твоя сегодня жёстка, пусть горьки слова, что ты сказал, разреши мне выйти на подмостки в этот гулом оглушенный зал. Свет твоей звезды окрасит раму, прибавляя к старой боли – боль... Разреши в твоей высокой драме мне сыграть свою пустую роль. Разреши мне поклониться молча, кинуть в зал короткое «Прости...», разреши мерцанье этой ночи до тебя в ладонях донести, до конца пройти пустынным полем, что когдато – жизнью назовут, где душа отпустится на волю, если душу свыше призовут. Разреши мне молча поклониться, это время сердцем засеку... Разреши мне ночью прислониться к твоему дверному косяку... НАДО СНОВА ПРЕВЫСИТЬ СЕБЯ... Как и жизнь, смерть в начале трудна. Слушай, сердце, и жди - на коленях, Как рождает, дрожа, тишина То ли весть, то ль ее дуновенье. Надо снова превысить себя, Надо стать только звуком и словом, Как святые, в пустыне губя Жизнь, дождавшись Господнего зова. Как и смерть, жизнь в начале трудна. В жизнь шагнем мы из облачной пены, Чтобы вечности свежесть-волна Набегала на нас постепенно. О, еще я склоняюсь, губя Жизнь, дождавшись Господнего зова... Надо снова превысить себя, Надо стать только звуком и словом. БЕССМЕРТЬЕ - ДРУГОЕ НАЗВАНЬЕ ЖИЗНИ... Когда земные почести-званья исчезнут пред чистым ключом тишины, ты скажешь: бессмертье – другое названье жизни, которой мы лишены. Где нас утешали лишь стены дома – возле березы, склоненной к земле, да грифель, что после слова был сломан, да пламя, затерянное в золе, да вязь разговоров на первом рассвете, когда мы не знали еще о том, что этот дом – наш последний... Ветер последний – он стал сквозняком, который уже разрушает зданье, лишая защиты и тишины... Бессмертие –это другое названье жизни, которой мы лишены. БЕССМЕРТЬЕ - ТОЛЬКО ШАНС... За кем идет душа, когда уже не ропщет, по строкам прежних слов, висящих, как мосты, над тропкой бытия, над пожелтевшей рощей, где мгла глотает шест покинутой версты? За кем идет душа неровною походкой туда, где меж лугов мерцает луч-тропа, стремясь к себе – другой, той, терпеливо-кроткой, от той, что в днях земных была еще груба. Зачем душа идет за Богом, как за равным, вновь пробуждая жизнь и девственность, и страх, одеждой золотых волос сменяя саван, вдруг обретая то, на чем был смерти знак? Зачем ее ведет тот Бог посланий дальних, зачем она идет, земному вновь учась? – дорога, восходя, спадет еще печальней, когда душа поймет – бессмертье – только шанс... |
| послушать стихи Людмилы Колодяжной |
| вернуться на главную страницу |
| перейти на сайт matyuhin-songs.narod.ru |
