УТРО Ранний свет. Откину полог – Брызнет золотом восток. Шмель – мохнатый спелеолог Лезет в тыквенный цветок. Зреют дынь тугие слитки. Слышен перепела бой. Конь пасется у калитки, Мокрой шлепает губой. Запевает гулко улей. Мед и яд. Одно окно. Золотой жужжащей пулей Очарован я давно. Жизнь мудра. Разгадка рядом. До чего же прост ответ. Соты с медом… Пчелы с ядом… А без яду меда нет. КРОВЬ С ПЕНОЙ КАПАЕТ С УДИЛ… Кровь с пеной капает с удил. Тоска на всем пути. Господь сюда не заходил, А надо бы зайти. К столу присесть, чайку испить. Увидев этот мрак, Сказать – эх, мать твою етить… Да как же это так! Где ангелы? Подать сюды! А, ну! В глаза смотреть!.. И в розги, мать их растуды, Дабы не врали впредь. Пороть и вдоль, и поперек, На площадях, при всех, Чтоб осознали — это Бог, Который может… всех. Да не устала бы рука! За прошлое и впрок…… Конечно, может, но пока Не хочет. Видит бог. ЧЕЛОВЕКА МАЛО ЛЮБИТЬ… Человека мало любить. Человека надо предать, И за это его убить, И, убив, по нему страдать. Ко всенощной ходить с детьми, Свечи ставить, в горстях держать, А потом за тремя дверьми Внутривенно себя снабжать. И, как водится на Руси, Осеняя себя крестом, Сокровенно шептать: спаси, Сомневаясь в спасенье том. Потому как спасенье в том, Чтобы помнить всегда о том, Что неправда, что он воскрес. Не бывает таких чудес, Чтобы смертной омыт слезой Смог восстать и издалека За лукавой твоей стезей Не мгновенье следить — века. Он не друг тебе и не враг. Он нигде, никогда, никак, И поэтому столько лет Вера есть, а спасенья нет. СЛУЧИТСЯ ЧАС… Случится час и мрак звенящий Подступит к нам, неумолим, И время — «Судия всезрящий» С нас пыль сотрет и снимет грим. Проступят лица сквозь личины, И, временем обожжены, Изъяны наши и морщины Проявятся, обнажены. И мы поймем — кто мы такие, Когда на роковой черте Предстанем пред собой нагие Совсем не те, совсем не те. И удивимся — как мы жили, Как мы добро творить могли, Коль столько грязи, столько пыли При жизни на себе несли? ЕСТЬ В ЗАПУСТЕНЬИ КРАСОТА… Есть в запустеньи красота, Узрев которую, художник Подрамник ладит на треножник И долго смотрит в глубь холста. Не подходи! Пусть зреет зренье. Оно наполниться должно Пространством, чтоб затем мгновенье Легко легло на полотно. Он смотрит, слушает. Он слышит! Кураж, кураж... Без куража И даль мертва, и холст не дышит. Но вот взволнуется душа, — И кисть начнет свои полеты... И на холсте, как из зеркал, Проступит то, мимо чего ты Не проходил, а пробегал. 31 ДЕКАБРЯ 2… ГОДА Он очень долго начинался, в калитки сонные стучался, Короной солнечной венчался, и живность вел на водопой. Он днем последним назывался, он на закат по насту мчался, Туда, где маятник качался, и назревал кремлевский бой. Пусть за окном бушует вьюга, я приготовлю стол для друга, И помогу тебе, подруга, хрусталь расставить на столе... Стекло закупорено туго, но пробка вылетит, упруга, И влага солнечного юга уже вскипает в хрустале. И грянет бой! и грянет эхо, но будет многим не до смеха, И старый год — кривая веха — мелькнет и сгинет за спиной. Мороз на стеклах — не помеха, а за окном — залог успеха? — Снег горностаевого меха белей под каждою сосной. Ну, что же, пусть гуляет ветер, я пью, не зная, кто в ответе За то, что на большой планете в большой стране такой разлом. Не потому ль в неярком свете всю ночь и даже на рассвете Больной страны больные дети поют и плачут за столом. НАРОДИЛА ПЕСЕН ДУША… «Народила песен душа» И смутилась — а на шиша? Ни богатства от песен тех, Ни иных дорогих утех! И пошла душа торговать, Стала песни те продавать, С болью их от себя рвала... И осталась душа гола. Ни на ней ничего, ни за ней, Не богаче стала — бедней. И опять смутилась душа: «Торговала, а на шиша?..» Повернула назад свой след, Хочет песен, а песен нет. Я, КОНЕЧНО, УМРУ… Я, конечно, умру. Хорошо б — на миру. Хорошо бы, чтоб речка и крест на юру! Чтоб зимой чистота, Чтоб весной пестрота, Чтоб под осень калина в крови у креста. Друг придет навестить, Враг — прощенья просить, Незнакомый зайдет постоять, погрустить. Ни о чем не ропщу. Всех приму и прощу... Я с веселым — веселый, я с грустным — грущу. На тропе межевой Стану просто травой… Положите меня на закат головой! Пусть плывут сквозь века Надо мной облака, Удивляясь и плача — как жизнь коротка. ПАХНЕТ ГРИБАМИ, ОЛЬХОЮ И ВЕРЕСКОМ… Пахнет грибами, ольхою и вереском, Падают звезды о камни и с дребезгом Катятся. В руки возьму — Космосом веют, хвоёю и супесью, Нашей с тобой изумительной глупостью, Той, что уводит во тьму. Берег, да лес, да поляны не кошены, Филина голос, ресницы встревожены... Волосы хлынут волной! И упаду я на травы холодные, И обожгу свои губы голодные Спелой твоей белизной. Желтые кольца у желтого месяца, Желтое небо и бронзово светятся Сосны. Любая — струна. Струны! Играем и трепетно слушаем, И сотворенная нашими душами Музыка эта нежна. Что ж нам еще? целоваться да каяться, Гладить росою помятое платьице, Звездное небо смотреть, И, возвращаясь в предутренней роздыми, Греть свои руки упавшими звездами, И ни о чем не жалеть. СВЕТИТ СОЛНЦЕ. ВЕТЕР СТОНЕТ… Светит солнце. Ветер стонет. Танин мяч в реке не тонет, И несет его река Сквозь века. Мяч плывет, а Таня плачет, То на левой ножке скачет, То на правой, то сидит, Вдаль глядит. Мяч упругий, мяч красивый, С полосою красно-синей! Но широкая река Глубока. Гусь гогочет. Утка крячет. Грустно им, что Таня плачет. Жалко Таню. Мячик жаль. Вот печаль. Вот печаль... Проходит лето. И жалея Таню, где-то Плачет Агния Барто, Как никто. ЗВЁЗД ВЕЧЕРНИЕ ТЕНИ… Звезд вечерние тени На вечернем лугу. Упаду на колени — Припаду к роднику. Я над ним, как над бездной, наклонюсь на руках, Отраженье вселенной Изломаю в губах. А вода, словно воздух, Так и светится вся, На корнях да на звездах Настоявшаяся! Я на травы откинусь, К небесам прикоснусь... Край мой, сколько ты вынес, Сколько вынесла, Русь! А ничуть не стареешь, Молода-молода. Родники все щедрее, Все прозрачней вода. ДРАЛИСЬ ПОПЫ, Я ВИДЕЛ ЭТО САМ… Дрались попы, я видел это сам. Стучали по бровям и по носам. Похоже, ими правил сатана. И рясы не мешали. Вот те на! Кресты мотались и на тех крестах Летал распятый с болью на устах. На рясы кровь текла из-под гвоздей. Вот и попы, а все, как у людей. Сошлись, прозрели и не разойтись — Хоть волком вой, хоть колесом катись. Но — благо — кулаки, и — кто кого... И каждый бил за Бога... своего. ХОДИТ КЛАССИК ПО ГОРОДУ… Склонившись над строкой, Словесный строю мост... В. Шефнер Ходит классик по городу, Ходит в дождик и зной. Носит светлую голову... Возле бочки пивной Воблой стукает по столу, Сотворяет «ерша», Не похож на апостола, Не похож на бомжа. Входит в Лавку писателей, В Доме книги торчит. Он из рода Спасателей, Он из тех, кто молчит До поры и до времени, Кто в ночах, среди снов, Для грядущего племени Строит мостик из слов. Легкокрыл, как видение, — Мотылек, естество... Люди смотрят на гения И не видят его. А ему это по боку, Он идет, не спеша, По земле, как по облаку... Золотая душа! НЕ ОШИБСЯ СТРАНОЙ, НЕ ОШИБСЯ ПОСЫЛОМ… Не ошибся страной, не ошибся посылом, Жил, как в школе учили, как правил отец, Что же горестно мне в мире этом постылом, Где — когда не петля, то терновый венец. Город черных дворов и литых истуканов, Город медных коней и летящих авто… Самодельное пойло в граненых стаканах, Приворотное зелье в подкладках пальто. Наш Сайгон еще жив. Камни бредят стихами. Плесень вымели вон, золотая руда Перемолота в прах, продана с потрохами, Кто свалил за бугор, кто ушел навсегда. Не ищу этой грусти, хочу быть веселым! Помогая себе и крылом, и рукой, Я подняться хочу на крыльцо к новоселам, И увидеть, что в доме уют и покой; Где — когда не смычок, то аккорды гитары, Где в глазах не испуг, а веселия дрожь, Где шумит детвора, и целуются пары, И высок каравай, и приварок хорош. Я так мало прошу, я так мало желаю, Я хочу, чтоб дышалось привольно стране, И еще я хочу по собачьему лаю Узнавать, что пришли не за мной, а ко мне. ЗА ОКОШКОМ СВЕТ НЕ ЯРОК… За окошком свет не ярок, Полусумрак день-деньской. Стол, тетрадь, свечной огарок… Я не то, чтоб не подарок, Но какой-то не такой. Не здоров и не болею. Холода стоят. Дожди. А над речкой над Алеем Небо ясное, поди. Ни беды, ни канители. Журавли-коростели. Птицы-утки пролетели, Гуси-лебеди прошли. Всё по чину, всё по кругу, Стук весла, мотора звук. Ходят девушки по лугу, Рвут неспешно дикий лук. Про печаль поют, разлуку, Но не скажут никому Как скучаю я по луку Луговому дикому. Как смотрю в окно с рассвета, Как хочу туда, домой… Где ты, Катя, как ты, Света, С кем ты, Галка, ангел мой. СЛОВНО АДАМ… И ступать по водам не хватит веры… И.Бродский Словно Адам, без родни, без пупка, Правил судьбу и не годы — века Душу врачуя в ночах при свечах, Слушал, как сладко томило в плечах; Крылья… воскрылия… шорох пера… Светлого проблески… Тень топора… Плахи дубовые, тёмного тьма… Боже, шептал, не сойти бы с ума. Боже, крестился, во имя чего Столько отпущено для одного Тяжкого, мерзкого тут и везде? …Плещется море… Следы на воде Зримы. Пытался коснуться следа. Господи, пусто… Вода и вода. 30-11-2022 ЗАПАХНУСЬ В ДОЖДЕВИК… Запахнусь в дождевик и свернусь у костра, Как положено все неудобства приемлю, И под небом огромным всю ночь до утра Стану греть своим телом остывшую землю... Я лежу у костра. Я не сплю. Я молчу. Как погаснет костер, я совсем не замечу. Шар земной повернется рассвету навстречу И меня вместе с полем подставит лучу. И по утренним травам, хрустящий росой, Отрясая цветы, как дитя торопливый, Подойдет жеребенок с кудрявою гривой И щеки моей сонной Коснется губой... ЭЛЕГИЯ Тихое раздолье — Берег да вода. Скошенное поле. Ранняя звезда. И по травам скошенным Прямо под звездой Ходит конь стреноженный, Звякает уздой. Мнет копытом сено — Легкий дар судьбы, И роняет пену Желтую с губы. Он бредёт по кругу, И, вдыхая тьму, Всё грустит по лугу Прежнему, тому. ПРОШАГАЛА ЗАРЯ БОЛОТАМИ… Прошагала заря болотами И пропала. За ней во тьму Птица-выпь протрубила что-то там Непонятное никому. А потом шелестела крыльями, Словно жаловалась — стара... И тумана тело бессильное Потянулось на свет костра. И казалось, что это создано Удивительною игрой, И росою пахло, и звёздами, И картошкою — с кожурой Чуть обугленной, подгоревшею. Я помну ее, разломлю, Посмотрю в темноту кромешную, Солью крупною посолю... Мне всю ночь эту даль пугливую Сторожить, сидеть на часах, Молодому, ещё счастливому, С пылью звёздною в волосах. СОЛНЦЕ – РОЗОВЫЙ ОСКОЛОК… Солнце — розовый осколок колеса. Встану утром, распечатаю глаза, Выйду к озеру, замру на берегу — Кони спутанные бродят на лугу, Легкой дымкою повитые кусты, Бьется жаворонок выше высоты; Среди зарослей осоки и куги Щука выгнулась — расходятся круги. Пахнет свежею прохладой... Вздрогну я: Неужели это родина моя, Вся омытая покоем и росой... Кружит ястреб над пшеничной полосой, Утки падают со свистом в камыши, И почудится, что в мире ни души, Ни словечка, ни намека, только я Да непуганая родина моя! ЛЬЁТСЯ-ГНЁТСЯ ВОДА… Льётся-гнётся вода из дубовой бадьи. Утро золотом шарит по срубу колодца, И четвёрка гусей, как четыре ладьи, Из раскрытых ворот выплывает на солнце. А сосед отбивает литовку — тук-тук. А напротив соседи подсолнухи режут. Вынимает отец самосад и мундштук... А по радио врут... Ну, зачем они брешут?.. Вот — ладьи из ворот! Там — отара из мглы! И — тесовый навес, и — курганное поле! А какие здесь люди! Как жадны и злы — Не до злата-богатства — до жизни и воли! Кто решил, что деревни уже не нужны? Кто сказал, что здесь тошно и песнь не поётся? Вон какие отавы — в колено! — пышны, Вон какая вода — голубая и гнётся! ДОЖДЛИВЫЙ ВЕЧЕР Остатки песни вымерли на улице... У дома, в мокрой темени ветвей, Фонарный столб под дождиком сутулится, Натягивая шляпу до бровей. А дождик нитью тянется и тянется, И видно из окна — по мостовой Промокший кот, как самый горький пьяница, По лужам возвращается домой. Прошёл и пусто... Дождик не кончается... И сквозь потёмки, будто бы живой, Фонарный столб упрямо продирается, Сверкающей качая головой. Наверно, больно в этой горькой темени Светить другим, блуждающим в пути, И, ощущая быстрый топот времени, Хотеть идти и не суметь уйти. И ПРИСНИТСЯ ОДНАЖДЫ… ...И приснится однажды... Как вы, сны, глубоки! Так бывает от жажды, да ещё от тоски. Потому что далёко, далеко-далеко, По стране синеокой и светло, и легко Бродит солнце кругами средь осоки-куги, И садится на камни возле синей реки. А потом вечерами просто так, задарма, Золотыми лучами освещает дома... Я вернусь к этой речке, к этим избам-домам, К этим темным крылечкам и высоким дымам. Там в ковыльном разгоне, подзабыв про узду, Одичавшие кони пьют росу и звезду. Там девчонка Елена так легка на бегу! Там оса по колено тонет в дынном соку, И несказанно просто сухостоя кусты На далёких погостах среди той чистоты Верой-правдою служат деревянным крестам, И бездомные души не встречаются там. ЗАПОМНИМ ЭТУ СМЕСЬ Потянет из щелей и выдует тепло. Коней сведут заезжие цыгане. Сопреет рожь, и мокрое село Корявыми крестьянскими руками Поленницы начнёт перебирать, Жечь бересту, и, задыхаясь чадом, Катать бобы, баюкать сказки чадам, И к вышивкам узоры подбирать. И где-нибудь потом, наверное, не здесь — За северной рекой, За горными ручьями — Гнездо совьёт сова, и, ухая ночами, Расскажет обо всем. Запомним эту смесь Из птичьих крыл, шуршащих над оградой, Из русской речи, тонущей в грязи, Из той печали, что зовётся правдой Сермяжной ли, крестьянской — на Руси. ОДНАЖДЫ ВЕРНУСЬ Однажды вернусь. Я обязан вернуться Туда, где деревья под ливнями гнутся, Где старая лодка у синего плёса Гниёт в камышах, где я мазал колеса Разбитой телеги пахучим тавотом, Где серая птица гордится болотом, Где бродят в обнимку поверья и сказки, Где ныла спина от ремня и указки, Где батя учил меня зло и толково, Что нету на свете другого такого Весеннего неба, осеннего пала, Где тысячу лет проживи — и всё мало! КОГДА ИВАН КРАСИВЫЙ СВОЙ БАЯН… Когда Иван красивый свой баян Раздвинет над сентябрьской рекою, К чему мне тот Бетховен Людвиг ван С запутанной фамилией такою. Иван ясней, и мне с Иваном проще. И слушают, застыв на берегу, Тяжёлый бор и маленькие рощи Высокую российскую тоску. Покину дом и выйду на крыльцо, И засмотрюсь в таинственную темень, И всем нутром почувствую, как время Затягивает жёсткое кольцо. И никуда не деться из петли, Дороги нет, запутаннее тропки... Играй, Иван, топи сильнее кнопки, Уже вот-вот заплачут журавли. Уже лососи будоражат устье, Уже брусникой вырубки красны... Играй, Иван, давай напьёмся грусти И, может быть, дотянем до весны. КУПЛЮ КОТА… Куплю кота на чёрном рынке, Куплю двуспальную кровать, И стану я ему у крынки По вечерам стихи читать. Он будет очень умный кот. Он эти строчки незаметно Под молочко и посвист ветра На свой язык переведёт. Снега сойдут, прольются ливни, Мы будем с ним супы варить, И он под запахи и рифмы Начнёт однажды говорить. И вот тогда мы ночью встанем, И в добрый час в лесу ночном Отыщем дуб и цепь натянем, И сказку новую начнём.

послушать песни на стихи Виктора Брюховецкого

вернуться на главную страницу

перейти на сайт matyuhin-songs.narod.ru